– И удачи на завтра, – произнёс наследник Сорель напоследок.

– Спасибо, Фредерик.

В этот миг зависшего в паре сантиметров паука качнуло особенно сильным порывом ветра. Моран дышать перестал, когда чёрная тварь коснулась его конечности и поползла по костяшкам пальцев, что находились у щеки.

На светлой коже паук смотрелся, как чернильная клякса, только эта клякса была живой и перебирала лапками.

Когда она приблизилась к его лицу, Люций уже готов был послать всё к нечисти и явить себя. С Пшеницей можно разобраться. Конечно, головная боль, но не такая страшная, как эта тварь, которая сейчас окажется на его лице.

Он уже успел вообразить, как она ползёт по нему, по губам, щеке и, что ещё хуже, забирается в ухо.

– Люций? – раздался зов. – Ты в порядке?

Сара стояла, склонившись и заглядывая под кровать. Их взгляды пересеклись.

Сара, наверное, ещё никогда не видела, чтобы, так стремительно ругаясь, вылетали из-под кровати. Под её постелью в принципе ни разу никто не прятался – Моран был в этом уверен. Но Люций ошалело, с отвращением на лице запрыгал, грозя всех перебудить.

– Где эта тварь? Ненавижу. Боги! – шипел он громче гремучей змеи. Что-то чёрное упало с его серебряных волос на пол и стремительно поползло. Моран попытался задавить существо, но был остановлен Сарой.

– Не надо. – Она хмурилась. Пока она препятствовала ему, паук успел забраться в широкую щель между половиц, так удачно попавшуюся ему и спасшую.

– Ещё немного, и он оказался бы на моём лице, – заявил Люций, ему этот факт не нравился и крайне раздосадовал. – По вине Сары Сорель я мог бы опозориться. Ещё немного, и я бы стал носиться по лагерю светлых с криками.

Конечно, он преувеличивал. Но возможно, предположение было не так далеко от правды.

Светлая дэва вдруг подняла руку, прикасаясь к его волосам. Моран застыл, далеко не сразу поняв смысл её действия.

– Ничего не осталось. Он был лишь на волосах. Но теперь его нет. – Её аргументы звучали лаконично и сдержанно. Речи Сары успокоили и его. Это было подобно тому, как смотреть в дождливый день на улицу – умиротворение и меланхолия. Пейзаж побуждал размышлять и медитировать. Вот и Сорель порой вызывала ту же реакцию у Морана.

– Я уйду. А паук останется здесь. Не опасаешься, что не позволила мне его убить, Сорель?

– Люций, это всего лишь паук. Ты видел ревенантов, и после этого тебя… кхм, смущают пауки?

– Мне лишь не нравится, как они выглядят. Но если ситуация заставит, я потерплю, – проговорил Люций, отводя взор. – Кстати, Ребекка тоже не боится пауков. И я не боюсь, они лишь… мерзкие.

– Ребекка – это твоя мама? – вдруг спросила Сара, уже стоя у окна и аккуратно заглядывая за занавеску. – Почему ты зовёшь её по имени?

– Не знаю. – Люций приблизился к светлой дэве. – Так вышло. Я даже не помню, просила ли она меня. Но ей нравится. Думаю, дело в том, что именно она многому учила меня. И имя сохраняет некую дистанцию между учеником и учителем.