Он пристально посмотрел мне в глаза.

— Я знаю, что ты хочешь, чтобы я прикоснулся к тебе, Райли, — сказал он, и его экзотический акцент затопил меня, когда он внезапно прекратил любые дальнейшие вопросы. Они вертелись у меня на языке, но я не могла говорить. — Так же сильно, как я хочу, чтобы ты прикоснулся ко мне.

Он поднял руку и задел костяшкой пальца сначала мою челюсть, затем провел ею вниз по моему горлу, поймав материал моего халата и сбросив его с моего плеча.

— Твой боди-арт завораживает меня, — сказал он. Когда он наклонился ближе, чтобы осмотреть мою покрытую чернилами кожу, его дыхание коснулось меня, прошептало, завлекая. — Так же, как ты очаровываешь меня, — продолжил он, его карие глаза встретились с моими, когда его рука, скользнув по моему плечу, опустилась к поясу, связывающему шелковистую ткань вместе.

Он медленно потянул за пояс, пока узел не развязался, и халат не распахнулся, открывая дорожку кожи между моими грудями, вплоть до маленького треугольника шелка, который был моими трусиками. Глаза Викториана потемнели.

— Ты не можешь продолжать так мучить меня в моем подсознании, — сказала я, не сводя с него глаз. — Ты можешь контролировать меня, но на самом деле ты добиваешься не меня, не так ли? На самом деле ты не ко мне прикасаешься, и не от меня получаешь удовольствие. Меня заставляют, не позволяя говорить ни слова и контролировать ситуацию. С таким же успехом ты мог бы иметь гребаную надувную куклу, Викториан.

На мгновение его глаза закатились, и на лице появилось выражение полного удовлетворения. Затем он посмотрел на меня.

— То, как ты произносишь мое имя, то, как оно слетает с твоего языка и с твоих губ, делает меня твердым, — прошептал он мне на ухо, прижимаясь ко мне всем телом. — Потрогай сама, Райли.

Костяшками пальцев он провел по обнаженной коже моего живота, позволив себе задержаться на шелке моих трусиков. Я так сильно хотела, чтобы он остановился, я думала, что кончу, если он опустится чуть ниже. Я ненавидела его за это.

— Почему ты настаиваешь на том, чтобы получать от меня реакции? — Яростно спросила я и двинула рукой, чтобы ударить по его руке. Именно тогда я поняла, о чем он говорил. Твердость была не в нем, а в серебряном клинке, пристегнутом к моему бедру.

— Видишь? — сказал он, и глаза его потеплели. — Я заставляю тебя ничего не делать. У тебя всегда была сила убить меня.

Его голос был шепотом на моей коже:

— Теперь у тебя есть власть.

— Как я могу убить плод своего воображения? — Спросила я, касаясь пальцами лезвия.

— Я не выдумка, — ответил он, касаясь губами моей щеки. — Я вмешиваюсь здесь, ты держишь меня здесь. Все, что мы разделяем, реально.

— Ты заставляешь меня держать тебя здесь, точно так же, как ты заставляешь меня чувствовать, — сказала я.

— Точно так же, как ты удерживаешь меня от дальнейших расспросов о том, что ты сказал Эли. Контроль над разумом — это дерьмово, когда его направляют на тебя, верно? Это как бы лишает романтики. Итак, чтобы сменить тему, что ты знаешь о тех, кто напал на меня? Что ты сказал Эли?

Тело Викториана замерло, он схватил меня за подбородок и приподнял мое лицо:

— Что значит «напали» на тебя?

Я моргнула, удивленная его враждебностью к тому, кто пытался причинить мне боль. Это показалось таким… искренним. Наверное, это случилось после того, как Эли ушел от него.