Финн улыбнулся:
— Ничего более странного, чем всегда.
— Придурок.
Финн рассмеялся и вышел из комнаты. Я переоделась в свободные боксеры и черную майку. Потом я почистила зубы, собрала свои влажные волосы в конский хвост и поползла обратно в постель.
На мгновение я открыла свой острый слух. Звуки доносились до меня шепотом, как будто кто-то открыл кран: люди разговаривали по всему городу, звонили телефоны, смеялись, лаяли собаки, гудели клаксоны, играла музыка, люди трахались, стонали, плакали, дрались, телевизор переключал девяносто тысяч каналов одновременно. Пот выступил у меня на лбу и стекал по вискам. Я крепко зажмурилась, сжала кулаками простыни и стала дышать — вдыхать и выдыхать, вдыхать и выдыхать. Медленно, ритмично, легко. Я выбрала один звук, один единственный звук из миллиона — молящийся священник, и выделила его. Это казалось самым безопасным. Это казалось самым мудрым решением.
Голос священника, глубокий, ровный, утешительный, заполнил мои уши, и все остальные звуки города исчезли. Я понятия не имела, что он говорит, он говорил в основном по-латыни и время от времени произносил английское «аминь». Это успокоило меня, настолько, что мое тело расслабилось, пульсация в голове ослабла, и мое дыхание вернулось в норму. Не знаю почему, но я чувствовала себя в безопасности. Меня поразила мысль, что я уже много лет не была в церкви.
Я прислушалась, не вернулись ли Никс и Люк, слышала время от времени хихиканье Джози, знакомый смешок моего брата и низкое гудение телевизора с сериалом «Место преступления: Майами». Мои веки отяжелели, я устала, звуки стали более отдаленными, и не успела я опомниться, как снова уплыла.
Я обнаружила, что блуждаю по коридорам огромного замка, построенного из древнего камня, деревянных балок и старинных гобеленов. На подоконнике сидела серая кошка и дремала, ее мурлыканье гудело во мне. Вокруг никого не было — поначалу. Вскоре, однако, я услышала смех и последовала за ним в дальнюю комнату наверху.
Меня пробрал озноб, и когда я взглянула на себя, то поняла почему. На мне не было ничего, кроме гранатового шелкового халата, пары черных сапог с шипами, зашнурованных сзади и доходивших до бедер, мои волосы были завиты и свободно уложены на голове. Гранатовое шелковое колье украшало мое горло. Почему я так одета? Где же я была?
Я продолжала идти, но чем больше я искала остальных, тем дальше, казалось, удалялись голоса. Затем я затерялась глубоко в недрах замка, где свет был более тусклым, тени вытягивались в длину, и холод пробирал до костей. Я затянула края халата, но он был узким и тесным.
Наконец, я увидела свет, мерцающий под закрытой дверью, и прижалась щекой к старому дереву. Внутри было тепло.
— Войди, — раздался изнутри знакомый голос. — Я хочу тебе кое-что показать.
Как будто я не контролировала свои действия, мои ладони прижались к двери, и я толкнула ее. Дверь качнулась на скрипучих петлях, и, заглянув внутрь, я увидела стоящего рядом с ревущим огнем Викториана Аркоса. С ног до головы, вплоть до кожаных ботинок, он был одет во все черное, от фирмы Армани. Его длинные волосы были свободно заплетены в косу. Мое тело тут же напряглось от страха, я попятилась и закрыла дверь.
— Не убегай, — сказал он.
Викториан стоял позади меня, в коридоре. Его дыхание коснулось моего уха.
— Обернись.
Как будто это был кто-то другой, мое тело повернулось к нему лицом. У меня не было никакого контроля. Стоя спиной к двери, я смотрела на его красоту, затаив дыхание, потеряв дар речи.
— Эли сохранил тебе жизнь. Почему? Что вы там вдвоем обсуждали?
— Ах, да. У Элигия не было другого выбора, кроме как сохранить мне жизнь. И я предоставлю ему самому объяснять почему. Все гораздо сложнее, чем ты или он можете себе представить. А теперь довольно болтовни. Я дорожу этим временем с тобой, и я не хочу никакого другого вмешательства.