— Будь осторожна там, девочка, — сказала Эстель, которая все это время была непривычно тихой. — Мне не нравится, что все это происходит, и я почувствую себя лучше, как только этот Эли Дюпре привезет свое тело домой и хорошенько присмотрит за моей малышкой.
— Да, мадам. Я тоже.
Я поцеловала моих приемных бабушку и дедушку. Со всем сказанным и сделанным мы ушли.
Риггс и Зетти отправились домой, Люк взял Никс забрать ее вещи из дома, чтобы остаться у меня на несколько ночей, остальные остались в моей квартире. Пока Финн, Сет и Джози переключали каналы, рассаживались и смотрели «Клуб завтрак», я решила принять долгий горячий душ. Слишком много мыслей и чувств быстро сменяли друг друга в моей голове. Я была уверена, что после этого мне понадобится пиво. Мне ужасно хотелось закурить, но я пообещала Сету, что брошу, поэтому я извинилась, взяла несколько удобных пижам и направилась в ванную.
Включив горячую воду, раздевшись и забравшись в душевую кабину, я позволила горячей воде впитаться в волосы и растекаться по телу. Мои мысли текли точно так же.
По настоянию Элизы Дюпре я согласилась отдать ей на домашнее обучение Сета. Поначалу я колебалась, я хотела, чтобы он получил как можно более нормальное воспитание, а это означало нормальную школу с нормальным взаимодействием с другими детьми. Футбол. Бейсбол. Выпускной бал. Окончание школы.
Я наконец-то поняла, что все это невозможно. Мало того, что наша мать была убита, но и наш отец был неудачником-убийцей, который бросил нас, а затем был заключен в тюрьму. Сет едва не стал вампиром самым худшим из возможных способов. Домашнее обучение под присмотром и руководством Элизы могло быть только положительным. Она учила всех своих детей, и, как я в конце концов выяснила, все, кроме Джози, учились в колледже. Она выглядела и была слишком молода, чтобы посещать занятия, но все равно получила диплом. До компьютеров она училась на дому у Элизы и свободно владела английским, латынью и испанским, а также родным французским языком. Эли получил диплом юриста в Университете Глазго в Шотландии (этот придурок даже не сказал мне об этом). Фин получил степень магистра биологии в Университете Джорджии, а Люк — степень астролога в Эдинбурге. Астрология! Жан-Люк и Серафинн были чертовыми учеными. Я говорю о потрясающих немертвых «Разрушителях мифов». В общем, я была уверена в обучающих способностях Элизы, и Сет был полностью за.
Конечно, я думаю, что это как-то связано с тем, чтобы проводить больше времени с Джози, но это было просто мое проницательное сестринское наблюдение. В любом случае, я была согласна с этим решением, и Элиза начнет занятия с Сетом завтра — до тех пор, пока другие вампиры не появятся, чтобы напасть на нас. Жиль отвел меня в сторону, чтобы сказать, что его жена в полном восторге от того, что у нее есть еще один ученик. Он сказал, что его Элиза потратила много часов, собирая учебные материалы и информацию из интернета, так что это было фантастическое решение для обеих сторон.
Горячая вода была с запахом граната, смешиваясь с мылом, которое я только что выбрала, и пока я намыливала свое тело, мои мысли вернулись к Эли и тому, что я слышала от него. Не буду врать — это было больно. Как бы я ни старалась быть крутой задницей, я все еще оставалась женщиной. У меня действительно были чувства, и я могла пострадать. Я ненавидела, что Эли имеет такую власть надо мной. Я поклялась, что никто — ни один мужчина никогда больше не будет иметь надо мной такой власти. Только не после того, что этот сумасшедший ублюдок сделал с моей матерью. Я все еще видела ее мокрые волосы, прилипшие к бледному лицу. Я все еще чувствовала ее обмякшее тело в своих руках, ее глаза были широко раскрыты и неподвижны, пара безжизненных глаз, которые раньше смотрели на меня с такой любовью, но теперь вообще ничего не могли видеть. Последние несколько лет ее жизни я была для нее не чем иным, как душевной болью, и я очень сожалела об этом. На моих глазах выступили слезы, и я позволила себе заплакать. Боже, я скучала по маме. Каждый день я видела ее лицо и чертовски жалела, что она умерла.
Я выдавила на ладонь каплю шампуня, втерла в голову и волосы, потом сполоснулась и проделала то же самое с кондиционером. Наконец, когда я почувствовала, что вода начинает теплеть, я повернула ручки выключателя и вышла из душа. Я обернула одно полотенце на волосах, другое вокруг тела, и в следующую секунду я в изнеможении рухнула на кровать. Мои глаза налились тяжестью, по какой-то причине я боролась со сном. В конце концов, я проиграла битву.
Понятия не имею, сколько я там пролежала. Из телевизора в гостиной доносился смех Эмилио Эстевеса. Это было последнее, что я услышала перед тем, как провалиться в темноту. Когда я снова открыла глаза, то увидела, что иду по парку: живые дубы, мох, большой ананасовый фонтан с брызгами воды искрился под высокими черными железными фонарями, стоящими вдоль дорожки. Было уже темно и слишком поздно, чтобы выходить одной. Воздух был сырой, влажный, тяжелый от соленой воды. Пальмы вперемешку с живыми дубами. К фонтану прислонилась женщина лет двадцати пяти, среднего роста, очень пышная, с черными волосами, собранными в высокий хвост, в обтягивающих джинсах, футболке и кроссовках. Она разговаривала по мобильному телефону, зажатому между подбородком и плечом, с… кем-то. Сердито. Расстроенно. Плача. Она не знала, что я была позади нее.
Я чувствовала его предвкушение внутри себя, когда стояла прямо позади нее, наблюдая за ней, вдыхая ее запах. Я попыталась закричать, предупредить ее, чтобы она бежала. Я втянула в себя воздух, и он замер у меня в горле. Я попыталась дотянуться до нее руками, оттолкнуть, дать ей понять, что она в опасности. Передо мной были не мои руки. Это были мужские руки, не молодые, не нежные. Внутри у меня все горело, как бы я ни старалась, я была заключена в его теле, мои мольбы, мои крики были не более чем призраками. Их не существовало, и она никогда их не услышит.
Теперь я чувствовала то же, что и монстр. Адреналин бушевал во мне, смесь сексуального головокружения и темного, опустошающего голода. Каждый удар ее сердца отдавался во мне эхом, с каждым ударом я представляла себе горячий прилив ее крови, пульсирующей в моем горле. Мое возбуждение росло, терпение истощалось. Она обернулась. Ее глаза расширились. Ее крик замер у меня во рту.
Одной рукой я вырвала у нее сотовый телефон и швырнула его в фонтан, другой сорвала с нее футболку, лифчик и отбросила их в сторону, не выпуская ее из объятий, вцепившись клыками в нижнюю челюсть. Я, а не чудовище, даже зная, что она никогда меня не услышит, попыталась закричать, предупредить, но ничего не вышло. Теперь его действия были моими, как если бы я контролировала их. Я истерически рыдала, желая, по крайней мере, избежать того, что, как я знала, должно было произойти. Я не могла сделать ни того, ни другого. Мне ничего не оставалось, как смириться, стать его гребаной марионеткой.
Теперь обе его руки были свободны, и он погладил ее груди, — тяжелые, мягкие — проводя большими пальцами по соскам. Это заставляло его член пульсировать. Глядя так близко в ее расширенные, полные ужаса и боли глаза, я поняла, что она парализована. Он точно знал, куда вонзить свои клыки, чтобы заставить ее замолчать. И все же мысленно она была здесь. Она знала, что происходит. Так же, как и я. Мы обе были жертвами. Мы обе ничего не могли сделать, чтобы спастись.
В следующее мгновение его клыки убрались с ее челюсти, голова склонилась набок, и он вонзил зубы в ее сердце, ворвался в грудную клетку, разрывая ее плоть, ища орган, которого жаждал. Он был похож на разъяренного волка. Он нашел сердце и глубоко вонзил клыки в самую середину. Она не закричала, не пошевелилась. Он парализовал ее, но ее сердце все еще бешено колотилось, и с каждым бешеным ударом ее теплая кровь так же яростно вливалась в его рот, в его горло, как эякуляция. Это был сексуальный порыв, а также бешеное, необходимое питание. Это сбило его с толку, и когда он осушил ее кровь, он кончил, сильно, быстро. Меня накрыла тошнота.
Затем он замедлился. Жизнь покидала девушку с каждым медленным ударом, пока все не закончилось. Когда он поднял голову, я посмотрела на ее разорванную, окровавленную плоть, ее обнаженную грудь, ее бледную кожу и ее большие, безжизненные глаза. Он поднял ее, словно тряпичную куклу, и бросил обмякшее тело в фонтан. Ее голова с громким треском ударилась о статую ананаса, а затем соскользнула в воду. Лежа лицом вниз, она больше ничего не видела. Он вытер рот тыльной стороной руки и пошел прочь.