Они внимательно оглядели друг друга, пока амер, путаясь в ногах и словах, которые считал русскими, пытался пройти в калитку, не сбив Соболева. Не врал Жарков про встречу – этого янки и ждал.
В голове у Соболева мгновенно возникли три блестящих плана вербовки или просто контакта с американцем, который, раз уж приперся в ОМГ, знал всякое про оборонное машиностроение США и мог – чисто теоретически – частью знаний поделиться.
Соболев извинился и шагнул назад.
Не место, не время, не судьба.
Он отвел глаза от покачивающейся калитки, поднял шарф повыше и зашагал к метро.
Слежки он не заметил. Без средств импульсного перехвата это было нереально.
Глава 4
Москва. Адам Дарски
В ноябре в России темно, холодно и случаются революции. Это все, что Адам знал про ноябрьскую Россию. Знал, верил и совершенно не собирался проверять. Но сработал фактор мастера.
Фактор был трудноописуем, как стиль всякого классного игрока, а от противного описывался незамысловато: «Нормальные люди так не делают». Но у нормального человека обороты не росли на тридцать процентов в год, особенно в плотном и специфическом бизнесе безопасности. У
Теперь можно было замахиваться на платиновую. Страшно не хотелось – а куда деваться.
Мастер позвонил из Канады – судя по богатому звуковому сопровождению, из самой середки леса, заваленного снегом и, не исключено, вывороченными соснами (иголки которых завязаны в ирокезскую надпись «Гуроны сосут»), а также веселыми бульдозерами и лесорубами в масках хоккейных вратарей. Мастер не включил изображение, хотя скайп позволял. Позвонил и сообщил, что тут все гладко, но требуется еще несколько дней, а тем временем надо расковырять русскую тему – так что отправляйся, солдат, в Москву…
Мы же принципиально не работаем с Россией, ты сам в восьмом запретил, возмущенно заорал Адам. Мастер хладнокровно сказал, что бывают исключения, подтверждающие правила, и сейчас под его чутким руководством происходит именно такое исключение. А чего в Москву, а не сразу в Чудо… Челяб… Чулманск, осведомился Адам, попутно утвердившись в мысли, что исследователи, удивлявшиеся заковыристости русской души, не пробовали говорить по-русски. А вот в Чулманск ни в коем случае, сказал мастер тоном немецкого капрала и приступил к чуткому руководству.
Адам слушал полминуты, потом замотал головой и громко предложил: «Может, по почте?»
«Это испытание, солдат», – громыхнул мастер в трубку, привычно проигнорировал ответный гром и продолжил неторопливо швыряться именами, городами и тезисами.
Адам, оскалившись, писал на диктофон. Потом все стер, чтобы по-честному. Пару пунктов проверил, с совершенно удовлетворительным результатом.
Но сперва, понятно, завершил разговор с мастером – естественным вопросом: «Мастер, а если пошлют?»
«Не пошлют, – сказал мастер. – Узнай телефон Жаркова, звони прямо ему в приемную через сорок минут, у них как раз рабочий день начинается.
У Адама день как раз заканчивался, причем не рабочий, а календарный. Напоминать об этом был глупо, оставалось выполнять и надеяться, что все-таки пошлют.
Какое там. Вот за это Адам ненавидел мастера особенно тепло и нежно – за то, что, гад, не ошибался. Волноваться пришлось всего пару минут, что его соединяли с Жарковым, до работы, между прочим, еще не добредшим. Потом с Адамом общались как с давно потерянным дедушкой-миллионером – и по телефону, и по почте, куда он отправил подготовленный, оказывается, мастером проект декларации о намерениях. Русские так пылко возжелали принять на себя расходы, связанные с проездом и проживанием, что Адам устоял лишь из-за категорических инструкций мастера. Зато не устоял перед приглашением приехать, увидеть настоящую Россию и договориться о чем возможно, а по остальным вопросам определить параметры дальнейших переговоров. Таковы были инструкции, опять же.