Гредин переводил взгляд с гостя на Жаркова. Недобрый взгляд. Так же недобро улыбнувшись, он спросил:

– А у вас есть право заводить на территорию, скажем так, режимного объекта иностранцев?

Жарков, подняв брови, ласково осведомился:

– А вы кто, простите?

Чекист, стрельнув глазами в сторону американца, сказал:

– Гредин я, скажем так, второе управление каэр. А вы у нас Жарков Игорь Владиславович, я правильно понимаю?

– Гредин, вас кто сюда направил?

– Субботкин, – сказал Гредин вполголоса, снова стрельнув глазами на американца, который то ли изображал американского туриста из европейской комедии, то ли впрямь ничего не понимал.

– Не знаю такого, – сухо сказал Жарков. – Кому подчиняетесь?

Гредин выдул сквозь губы короткую пренебрежительную трель.

– Ну ладно, господь с ним. Вы можете выйти на минуточку?

Теперь трель получилась чуть подлиннее.

– М-да, – сказал Жарков вместо чего-то более существенного, секунду подумал, повернулся к американцу, чтобы изысканным и, насколько понял Шестаков, по-дикторски правильным английским попросить американца, с интересом наблюдавшего за концертом, подождать минутку в приемной.

Американец просиял, воскликнул что-то бравурное и ринулся прочь.

Жарков с улыбкой дождался, пока он прикроет дверь, и развернулся к Шестакову, чтобы снова спросить сквозь Гредина:

– Ты его к себе зачем пустил?

Шестаков набычился, но спросил спокойно и даже заморожено – не двигаясь, во всяком случае:

– Это кто?

Молодец, подумал Гредин снисходительно. Держит марку невзирая на лица и размеры подошв.

Гредин работал давно и видел всяких: наглых, испуганных, бьющихся в истерике, даже спокойных поначалу видел. К концу беседы все они меняли настроение. Суть грединской работы состояла в том, чтобы после общения собеседник изменился. Не только настроением. И с работой Гредин справлялся.