— Не в группе нашей она, — с улыбкой сказала жрица. — Заплати двадцать бронзовых, тогда займусь. Иначе не по чести будет, вылечить незнакомца не взяв платы.
Логика в ее словах была, в отличии от денег у меня. Ладно, проверим на наличие совести остальных.
— Итак, — обратился я к скрытнику и мускулистому. — Платить собираемся, или притворитесь, что ничего не случилось?
— А чо случилось? — усмехнулся второй, поведя плечами. — Ну огребла она, ну и хер с ней! Это ж обычная дырка-разносчица, и вертел я, чо с ней там происходит. Сразу видно, что ты здесь недавно. Забей, короче, откупные дешевле лечения встанут.
Он взял кружку, опрокинул ее в себя и потянулся на другой край стола, к бутылке. Только я уже разозлился. Автомат лег в руки как родной, а прицел, наверно, выставил самолично дух Кольта. Выстрелил без раздумий. Бах!
Бутылка разлетелась на клочки. Звон стекла утонул в пробежавшем по залу грохоте. Оглушило всех, а особенно зверолюдку — она прижала руки к кошачьим ушам и, подвывая, наклонилась практически под стол. Да и остальным понравилось, это уж точно. Они глупо моргали, но, к сожалению, быстро приходили в себя. Закрутила на ладони огненный шар магичка, схватилась за шляпу ведьмочка, заслонила мелкого собою воительница.
— Боюсь, ты не прав, — звенящим от злобы голосом пояснил я. — Сейчас ты и скрытник скинетесь по десятке и заплатите жрице. Она полечит девушку. Вопросы?
— Еб-еб-еб… — попытался выговорить скрытник, аккуратно отвел руку спутницы от полей шляпы и со вздохом достал кошель. — П-правильно он все с-сказал. П-побудешь здесь три м-месяца, сам п-поймешь.
— Не думаю, — я чуть успокоился, попутно выдав самую главную свою тайну. — Жду второго. Шевелись, личинка Шварца.
Тот пробурчал что-то неразличимое, и, скривив лицо, вытащил сбережения. Отсчитав десятку, он с грохотом поставил на стол столбик квадратных монет и откинулся на стуле, поглядывая то на меня, то на жрицу, то на собрата по долгу. А тот вывалил деньги кучкой, не заморачиваясь пересчетом.
— Вот и молодцы, — сказал я, опуская автомат, и обратился к жрице. — Деньги в зубы и пошли лечить. Это, надеюсь, твоему богу чести не противоречит?
— Нисколько. Уже иду, — она ответила с легким удивлением.
Ловко забрав деньги, она спрятал их где-то под рясой, в районе живота, и, пригладив волосы, поднялась на второй этаж. Я шел следом, практически спиной вперед — заметил, что в какой-то момент обычная уверенность в себе превратилась в самоуверенность. Слишком нагло все делал, поставил себя психом. А удара в спину и долгого, вдумчивого избиения как-то не хотелось.
Пришлось отвести ее самолично — разносчица забилась в угол каморки, прикрыв голову и дрожа от страха. Увидев раненую, жрица тяжело вздохнула и плавно, будто бы привычно опустилась перед ней на колени. Тряхнула кистями и повела ими над головой девушки, шепча неразборчивые фразы. Вдруг, из ее ладоней полился слабый золотистый свет, окутав темные волосы пациента.
Я стоял у двери, подперев спиной косяк, и внимательно следил за происходящим. Здоровья оставалось немного. Пока я ходил и «уговаривал» приключенцев, бедолага лишилась полутора десятка процентов и побледнела вне всякой меры. А когда заработала божественная магия жрицы, счетчик дрогнул и прямо на глазах покатился еще ниже. Процент, другой, третий…
— Она умирает! — буркнул я. — Надеюсь, ты свое дело знаешь. Иначе…
— Я взяла деньги. Теперь это дело чести, — отрывисто сказала она. — Рана оказалась сложнее, чем я ждала.
Она резко мотнула головой, расплескав платиновые волосы. Полезла под рясу и вытащила оттуда символ веры. Крепко сжав маленький семиугольник с зеленым камнем посередине, женщина подвела его к ране и, склонившись, аккуратно поцеловала девушку в щеку. Символ заморгал, будто бы передавая что-то морзянкой — такие же длинные и короткие вспышки с крохотными интервалами.
Стремительный бег счетчика замедлился, замер и неохотно двинулся обратно. Жрица будто бы выгрызала процент за процентом, спасая невинную жертву. Ее била дрожь, но она не прекращала. Я посмотрел на разносчицу — та, с широко раскрытыми глазами, уставилась на символ веры. Зрачки девушки, казалось, залило глухим зеленым светом, а на лице ее застыла маска искреннего уважения.