Она деловито отряхнула кончики пальцев, хотя, надо сказать, ни до чего ими и не дотрагивалась, наградила его поцелуем в висок и поторопилась занять место со своей стороны стола, с легким шуршанием опустившись на сиденье стула.

Он не мог отделаться от мысли, что она — как маленькая девочка, которая тянет маленького мальчика поиграть с ней в дочки-матери. Ты будешь папой, а я буду мамой.

Устроившись на стуле, она подняла чашку, улыбаясь глазами поверх ее кромки до самого последнего мгновения, пока ей не пришлось опустить взгляд, чтобы не промахнуться и не пронести напиток мимо своего ротика, такого крошечного, что просто трудно было поверить.

— Кофе просто отличный, — заметила она, сделав глоток.

— Наш собственный. Со склада, один из лучших сортов. Я время от времени посылаю для тетушки Сары пакетик-другой.

— Не знаю, что бы я без него делала. В такое промозглое утро ничто так не прибавляет бодрости. Это мой любимый напиток.

— С тех пор как ты попробовала кофе тетушки Сары?

— Нет, я всегда любила кофе. Я всю жизнь…

Она замолкла, поймав на себе его внезапно ставший испытующим взгляд. Как будто в бьющий фонтаном ключ разговора бросили камень, и он, тяжело опустившись на дно, остановил бурлящую струю.

Между ними возникла не поддающаяся определению неловкость. Она уловила ее на его лице и сама переняла его напряженное выражение и пристальный взгляд. Ей стало не по себе, будто почва ушла у нее из-под ног. Такое неприятное ощущение пустоты и потери бывает тогда, когда в пригоршне полновесных чеканных монет обнаруживаешь безликую железную кругляшку.

— Но… — выговорил наконец он и замолчал.

— Да? — с усилием выдавила она. — Ты что-то хотел сказать? — Ее кисть с такой силой обхватила край стола, что кончики пальцев побелели.

— Нет, я… — Но он тотчас же передумал и решил договорить. — Но ведь ты же как-то написала совершенно противоположное. Ты рассказывала, с каким удовольствием ты садишься утром за чашечку чаю. Чай, и ничего, кроме чая. А кофе ты терпеть не можешь. «Грязная, бурая жижа». Я даже эти слова в точности запомнил.

Она снова подняла чашку к губам и, сделав глоток, заговорила опять.

— Верно, — поспешно произнесла она, как будто пыталась наверстать упущенное из-за вынужденной паузы время. — Но это все из-за моей сестры.

— Но ведь ты сама решаешь, что тебе нравится, при чем же здесь твоя сестра?

— Я жила в ее доме, — объяснила она. — Она предпочитала пить чай, а я — кофе. Но чтобы не ставить ее в неловкое положение и не принуждать пить то, что ей не нравится, я притворилась, что разделяю ее вкусы. А в письме я так написала, потому что иногда показывала ей свои письма перед тем, как отослать их, и не хотела, чтобы она раскрыла мой маленький обман.

— А-а, — с облегчением вздохнул он.

Она расхохоталась. Расхохоталась слишком уж громко для такого незначительного повода. Как будто ей нужно было снять напряжение.

— Видел бы ты сейчас свое лицо, — весело проговорила она. — А я-то понять не могла, что тебя так расстроило.