– Телевизор… Включи, если он у тебя не работает. Ты еще не видела?
– А что я должна была видеть? – Настя зашарила по прикроватной тумбочке, чтобы нащупать пульт от телевизора.
– Я пошла попить, никак не могла уснуть одна, слышала, что Игорь за стеной в кабинете все ходит и ходит, ходит и ходит, встала, пришла на кухню и машинально включила… А тут… – Голос подруги опять захлебнулся от рыданий. – Мне плохо стало, я на пол села, Игорь прибежал, стал меня водой отпаивать, говорить, чтобы я не волновалась, а потом опять началась рекламная пауза, и они это снова показали. Они это раз пятнадцать в минуту крутят. Включи городской канал, сейчас снова будет.
– Да включила я, – с досадой ответила Настя, – только было бы очень неплохо, чтобы ты мне сказала, что именно сейчас будет. Меня с пола поднимать некому. Про Фомина что-нибудь?
– Про Игоря, – Алиса снова заплакала.
На экране тем временем действительно появилась заставка рекламной паузы. Настя прибавила звук. Увиденный ею ролик являл собой шедевр черного пиара. В трехминутном сюжете показывались цеха завода Игоря Стрелецкого, черная вереница невыспавшихся людей, бредущих через проходную на утреннюю смену, потом рассказывалось о заводе, купленном Стрелецким в Америке, а уже в следующем кадре сам Игорь сидел за роялем на сцене Дома культуры, который находился на его заводе, и, аккомпанируя себе, негромко и задушевно пел песню «А на том берегу». Смысл ролика сводился к нехитрой мысли об эксплуатации человека человеком и о яром желании олигарха Стрелецкого покинуть родину и вывезти свой капитал на запад. Ролик был гнусным, грязным и нечестным. Ушлые пиарщики, а Настя узнала руку Валеры Усова, передернули все, что можно было передернуть. Ей захотелось вымыть руки и почистить зубы. Она просто физически ощущала исходящий от телевизора запах дерьма.
– Видела? – спросила плачущая Алиса. – Настя, ну как так можно? Как так можно поступать с живыми людьми?! Игорю ведь завтра в глаза рабочим смотреть…
– Будто я не знаю, что рабочие его боготворят. Никто в эту чернуху не поверит.
– Одни боготворят, а те, кто работать не любит, ненавидят. Завидуют многие. Так что на всех углах шептаться будут.
– Алиса, мужики вообще к таким вещам проще относятся, чем мы. И Игорь – не кисейная барышня, чтобы от такого зрелища раскиснуть. Он что, расстроился?
– Да нет вроде. Успокаивал меня, как мог, говорил, что я глупая и что не от этого наши домики покосились.
– Вот видишь. Он сейчас-то где?
– Котляревскому звонить пошел, а я тебя набрала. Вон, возвращается уже.
– Вот и иди к своему Игорю. Хватит слезы лить. Алиска, до выборов всего-то две недели потерпеть осталось. Поверь, что Фомину гораздо хуже и тяжелее. Но он же не сдается! И Игорь перетерпит. Не расстраивайся.
Настя утешала подругу, но у самой у нее было на душе тяжело. Она просто физически ощущала, как переживает за любимого мужчину Алиса, как трудно ей сейчас, как не заслужил Игорь той грязи, которая лилась ему на голову, и как неприятна ему вся эта история. Но изменить ничего не могла.
Положив трубку, она выключила телевизор, в котором, как ей показалось, извивались черви, посмотрела на часы, показывающие глубокую ночь, тяжело вздохнула и пошла на кухню курить.
Зажигать свет она не стала, ей вполне хватало света луны. Прикурив сигарету, откинулась затылком на стену и закрыла глаза. В памяти проплывали кадры из мерзкого ролика и тихий плачущий голос Алисы.
«Я бы их убила! – вдруг отчетливо поняла Настя. – Вот если бы могла, то убила бы. И Варзина, и Кравцова, и особенно Усова. – Била бы чем-нибудь тяжелым, пока вместо лица кровавое месиво не осталось. Это страшно, насколько они во мне вытравили все человеческое. Ничего нет внутри, кроме всепоглощающей ненависти. Ненависть и усталость. И все».
Выдохнув очередную струю сигаретного дыма, Настя вдруг почувствовала непривычный запах гари. Встревоженно открыв глаза, она внимательно осмотрела пижаму, не упал ли горячий пепел, потом пепельницу, лежащую неподалеку зажигалку и обвела глазами кухню. Все было в порядке, но запах гари усилился.
Аккуратно потушив сигарету, Настя вышла в прихожую. Здесь пахло еще сильнее, и маленький коридор ее квартиры стремительно наполнялся едким дымом. Еще ничего не понимая, Настя повернула замок, открыла дверь и быстро захлопнула ее, отпрыгнув в сторону. Дверь ее квартиры горела снаружи. Плавилась дерматиновая обивка, обнажая куски клокастой ваты. На долю секунды замерев от ужаса, Настя бросилась в комнату открывать окно, а затем к телефону, набирая 01. Вызвав пожарных, она быстро натянула джинсы и свитер прямо поверх пижамы, вставила босые ноги в угги, бросила на подоконник дубленку и сумку с документами и деньгами, и бросилась обратно в прихожую, затыкать под дверью щель, в которую проникал неумолимый дым.