В темноте ее повсюду окружали мертвецы; их сильное, но немое присутствие. Они все приближались и приближались, лишь крошечный свет удерживал их на расстоянии. Как только луч света переметнулся в другую сторону, расстояние до смерти уменьшилось. Она не могла светить сразу по всем направлениям. Она чувствовала гнилостное ледяное дыхание мертвецов у самого лица.

Надо взять себя в руки. Привести мысли в порядок. Успокоиться.

Молли Блум шла через кладбище. Единственное, что виднелось в темноте, – тусклый свет от ее фонарика. Могилы были довольно свежие, церковь – не маленькая. Когда луч света скользнул по фасаду вверх, оказалось, что церковь увенчана не заостренной башенкой, а обычной скошенной крышей. Грубая и сырая каменная кладка фасада. Когда Молли снова направила фонарик на могилы, старинная церквушка опять потонула в непролазной мгле.

Она на минуту остановилась. Перевела дыхание. Рассмотрела могилы. Из земли ты вышел и в землю войдешь. Жизнь. Короткий миг на земле, беспорядочное мерцание, которое вскоре угасает навсегда.

Но дать ей возможность погаснуть спокойно.

Она закрыла глаза; все равно ничего не видно.

Потом пошла дальше по маленькому кладбищу. Дошла до двери, которая, казалось, стояла тут со времен сотворения мира. По идее, учитывая процветающий ныне вандализм в кладбищенских церквях, дверь должна быть закрыта, заперта, заколочена. Но Молли поняла, что это не так. Схватилась за ледяную ручку, потянула на себя. Перед ней открылась тьма, однако не кромешная. Слабое мерцание виднелось над тем, что, скорее всего, называется хорами, справа, где возвышается кафедра.

Молли Блум медленно двинулась вперед. Она видела тусклый свет, но не понимала, откуда тот исходит. Контуры церковного убранства тонули в темноте по мере того, как она поднимала глаза. Больше ничего. Вдруг в пяти-шести скамейках от себя Молли заметила что-то слева, куда едва доставал свет от фонарика. Мужской, слегка поседевший затылок был еле различим и неподвижен. Блум замедлила шаг, она скорее ползла, чем шла. И тут ее окликнули.

Спокойный мужской голос произнес:

– Стоп. Заходи там.

Молли проскользнула между скамеек в следующем за мужчиной ряду. Тут ее снова остановили, в двух местах от него. Она присела, разглядывая затылок, оказавшийся практически прямо перед ней. Мужчина по-прежнему сидел неподвижно.

– Встреча в церкви? – спросила Молли Блум. – Ты серьезно?

– Я подумал, что тебе это необходимо, – произнес невозмутимый мужской голос.

– Как банально.

– Церковь. Умиротворение.

На секунду он обернулся, Молли успела уловить лишь взгляд, бесстрастный взгляд без лица.

– Милосердие, – добавил он и снова отвернулся. Что-то заставило Молли перевести взгляд на фигуру распятого Христа. Раскинутые руки, скрещенные ноги, кровь, вселенское страдание на лице. Терновый венок. Возможно, она действительно нуждается в милосердии.

Затылок сказал:

– Хэррестад – старейшая церковь в Швеции. Раннее Средневековье, практически эпоха викингов. Вон те балки под потолком датируются тысяча сто двенадцатым годом, это задолго до основания Стокгольма. Ранний романский стиль, гладкие известковые стены, лаконичность и полное отсутствие декора. Такова изначально и шведская душа: грубая и скупая. Верная долгу.