У Карама были другие, более реалистические соображения на этот счет. Тот звонок, скорее всего, показуха. Предполагалось, что отец и сын услышат разговор и расскажут Зерунизе. Айша и Тхокал нередко работали вместе. Сейчас Тхокал продемонстрировал им свою власть и тем самым доказал, что сможет сделать так, чтобы Хусейнам не причинили вреда в участке. Именно это он обещал Зехурнизе в обмен на деньги. Айша, со своей стороны, пыталась показать им, что имеет все же влияние в полицейском участке Сахар. В этом случае и она могла претендовать на свою долю в вознаграждении.
Однако отец не стал объяснять всех этих хитростей своему измученному сыну. Пусть мальчик верит, что кто-то обратил внимание на то, как он трудится и содержит всю семью. Пусть считает, что его оправдали и защитили просто из добрых побуждений.
Через четыре дня после происшествия с Фатимой на закате в Аннавади пришел факир[68] -мусульманин с опахалом из павлиньих перьев, раздающий благословения и изгоняющий злых духов. Такие факиры редко захаживали в этот район, потому что здесь было немного последователей ислама, то есть клиентуры, которая готова была бы оплатить его «трансцендентные» услуги. Как только сестра Абдула Кекашан увидела старика, она вскочила и побежала ему навстречу. Мать упросила Тхокала не забирать девушку в участок или хотя бы отсрочить взятие под стражу: она с ужасом думала, что может случиться с молодой красивой женщиной, если она окажется в полиции. Но недавно Кекашан было приказано самой явиться в отделение. Поэтому ей было жизненно необходимо приносящее удачу напутствие старого факира.
Она вытащила из-за пазухи десять рупий и протянула ему, а затем благоговейно закрыла глаза, ощущая, как опахало коснулось ее макушки. Как хорошо, что он именно коснулся, а не ударил ее этой метлой из перьев, как иногда делали некоторые факиры, выполняя джхаад-пхунк[69]. Она решила, что он так деликатен потому, что не видит в ней дьявольских сил. Ей не пришло в голову, что старик просто решил использовать более современную и приятную для заказчиков технику совершения ритуала. Кекашан все еще сидела неподвижно, как бы давая благословению глубже проникнуть в душу и тело, а факир тем временем направился к двери Фатимы.
Но муж Одноногой уже вылетел на порог хижины, бешено вращая глазами:
– У тебя что, нет рук и ног? – кричал он. – Ты осмеливаешься просить милостыню у меня? Во имя Аллаха, найди себе работу и трудом заработай себе на жизнь!
Факир посмотрела на небо, потрепал золотые нити –
Кекашан, наблюдавшую эту сцену, обезумела от ужаса:
– Господи! Как он решился прогнать факира и навлечь на себя его проклятие?
Своими грубыми словами он обрек себя на несчастья, а они, скорее всего, повлекут за собой и беды для Хусейнов.
– Что с ним такое? – поинтересовался факир.
– Его жена подожгла себя, – тихо объяснила Кекашан.
– И когда она умерла?
– Нет, нет! – закричала девушка. – Молитесь о том, чтобы она выжила, иначе нам всем конец.
Дочь Фатимы Нури обняла Кекашан. Она не отходила от девушки ни на шаг с того дня, как с одноногой произошла трагедия.
– Я сегодня играю в игру, будто я мальчик, – сказала Нури. – И разговариваю, как мальчик.
– Ты прямо как моя сестра Табу, – ответила рассеянно Кекашан. – Она хочет носить только ту одежду, в которой ходят мальчики. А если ей не дают, начинает плакать.
– Принеси рис, и я его почищу перед варкой, – велела она Мирчи, вставая и стряхивая с себя оцепенение. – Чья очередь сегодня идти за водой?
Ее младший брат Лаллу уже достаточно подрос, чтобы ругаться, как мать:
– Подавай скорее ужин, а то я тебе глаза выцарапаю!