Сосед заливается диким хохотом, срывает с головы каску, швыряет её в танк и выпрыгивает из окопа – бежать. Коротко татакает пулемёт, обрывает смех, пугающий больше врага.

Услышала искреннюю молитву божья матерь, танки, не сбавляя хода, пересекают линию окопов и исчезают за пеленой снега, что посыпался вдруг из низких облаков.

После пережитого поднявшаяся над брустверами греческая пехота — ангелы на белых крыльях надежды. Разве можно стрелять в ангелов? Их приветствуют, высоко поднимая руки над головой. Ангелы непривередливы, они не обидятся на отсутствие пальмовых ветвей.

Сопротивления почти нет — взятые в два огня, подавленные артобстрелом итальянцы не стреляют. Котовский на ходу перестраивает роту в колонну и на максимальной скорости движется к реке — туда уже спускаются с гор бойцы Карагиозиса.

Хлипкий мост делали не для танков — ерунда, идём вброд, вода не достаёт даже до поддерживающих катков. Течение сильное, поток просто кипит вокруг машин, пытается унести с собой — напрасно, сдвинуть такую массу ему не по силам.

Эвзоны толпой перебегают мост, карабкаются на танки — сколько может поместиться, пять — шесть человек на каждый. Облепленные людьми машины трогаются и идут дальше по дороге — быстрей, пока враг не успел отреагировать на прорыв своей обороны. Те, кому не хватило места на броне, бегут следом, стараясь не сильно отставать. Просто кони какие-то.

Горная батарея проснулась и открыла огонь по заранее пристрелянным целям — поздно, наступающие уже проскочили этот рубеж. Связи с пехотой у артиллеристов нет — греческая разведка перед атакой ликвидировала все переброшенные через реку провода.

Снег валит всё сильнее, закрывает обзор, залепляет стёкла приборов, мехводам приходится приоткрыть люки. За очередным поворотом ущелья дорога вырывается в долину, на склонах угадываются дома небольшого селения — в здешних местах больших не бывает. Танки притормаживают, дают десантникам возможность спрыгнуть. Врага удалось застать врасплох. Вспыхивают там и тут короткие перестрелки, точку в которых часто ставит выстрел танковой пушки. Ещё выстрелы, взрыв, несколько пулемётных очередей — и тишина. Танки блокируют выходы из долины, эвзоны начинают осмотр домов и сараев — вдруг кого-то не нашли сразу. Пропустить легко — стихия разгулялась не на шутку, ветер усилился, бросает в лица бойцов мокрый снег. Через час в броню командирского танка постучал посланный Карагиозисом боец. Пробираясь следом за ним к нужному дому, Алексей гадает — сумеет ли найти дорогу обратно.

— Твою ж мать, пурга какая-то, — бормочет он себе под нос, стараясь не отстать от длинноногого эвзона.

— Алексий, я понял, что меня беспокоило в разговоре с командиром, — капитан не ждёт, пока Котовский стряхнёт снег с одежды.

— Я плёлся сквозь эту мокрую дрянь, чтобы ты смог поделиться со мной своим открытием?

— И для этого тоже. Алексий, мы здесь застряли.

— С чего ты взял? — удивляется танкист.

— У нашего полковника болела шея. Она у него всегда болит к плохой погоде. Алексий, нам не успеть вернуться на тот берег реки.

— Объясни, — Котовский стаскивает шлем, проводит ладонью по бритой голове и садится к столу. Морщится — табурет попался колченогий.

— Ты видел, что на улице творится. Того моста, по которому мы прошли через Шкумбин, уже нет — наверняка его сносит каждое наводнение. Здесь, в горах, реки разливаются зимой.

— Что мы, на танках твоих парней не перевезём?

Капитан невесело улыбается.

— Не пройдут твои танки через разлив, утонут. Или сначала их унесёт потоком, утонут потом.

Алексей понимает, что друг не шутит, и задумался, прикидывая варианты.