Мысли Ярина были заняты только одним: предстоящим визитом в Штаб. Он уже понял, что служба в Имперской Гвардии не имеет ничего общего с историями о подвигах боевых магов. Старые книги повествовали о чести, долге, отваге и сообразительности – и это совершенно не вязалось ни с толпами раздетых будущих гвардейцев, ни с унизительными медосмотрами, ни с общим бардаком, царившим в Штабе. Он расспрашивал о воинской службе своих соседей по комнате, и вообще всех постояльцев «Крестьянского Приюта». Они были единодушны: служба гвардейца – дело благородное.
– Эх, славное было время! – с ностальгией вспоминал один из соседей Ярина, тролль лет тридцати пяти от роду, – дрались стенка на стенку, наши против гоблинов. А что? Мне вот нос сломали в Гвардии, видишь? – тролль указал пальцем на свой нос, который и вправду смотрел немного в сторону. – Это и есть настоящая жизнь!
Ему вторил и сравнительно молодой гоблин, который был лишь чуть-чуть старше самого Ярина:
– Только в Гвардии человек тот, кто он есть. Порой приходит такой, фу-ты ну-ты, и работа у него, и жена красивая, и родители в достатке, и у самого деньжата водятся. А ты его – раз! – и в сортир башкой, нехай чистит! Там ему и место!
– Боевые машины? – удивлялся третий сосед, – не, не помню. Хотя вру, было! Выехали мы, в самом конце службы, на поле. И из катапульты выстрелили – раза три! А больше и не нужно, я считаю. Лишняя морока, сломается еще, или там придавит.
– А чем же вы там занимались? – не выдержал Ярин.
– Ну как, окопы учились рыть, и строем ходили. Днями шаг чеканили, р-р-раз-два, кру-гом! Выправка сейчас – ух! – до сих пор девчонки засматриваются.
Чем больше Ярин слушал эти воодушевляющие отзывы, тем больше понимал, что атмосфера легкого безумия, хорошо ощущавшаяся в Штабе, оставила в свое время на обитателях «Крестьянского приюта» неизгладимый след. Как можно радоваться годам, проведенным столь бездарно? Впрочем, островки здравомыслия вокруг Ярина все-таки сохранялись – Лорель, например, был с ним полностью согласен. Эльф уже успел коротко постричься и выкинуть свое перо, максимально приблизив свой облик к среднегородскому.
Лорель поведал ему несколько рассказов об изощренных пытках, которым в Гвардии подвергали новичков, особенно таких хилых, как сам эльф: были здесь и порка ремнем с металлической пряжкой, и удары с разбега ногой в грудь, и вставленные между пальцами зажженные спички.
По словам Лореля, существовало лишь два пути избежать гвардейской службы, и первым из них было образование. Лорель учился в Латуне, и осваивал военное дело прямо там, так что Гвардия ему не грозила – по крайней мере, до тех пор, пока его не отчислят. О такой возможности эльф предпочитал даже не думать. Вторым вариантом была тяжелая болезнь – такая, чтобы даже сидящей в штабе дуре-фельдшерице была очевидна его непригодность для военного дела. Парни с плоскостопием и косолапием, например, могли вздохнуть свободно, и Лорель говорил об этом чуть ли не с завистью – им-то не нужно было так беспокоиться об отчислении! Гвардия уничтожала традиционные представления о ценности здорового тела, ведь немощные и больные, лишенные висящей над ними угрозы службы, жили в Империи гораздо свободнее.
Однако болезней у Ярина не было, знакомых лекарей, чтобы это компенсировать – тоже, и он предпочел сосредоточиться на образовании. Ворота Академии были для него закрыты до следующего года, но оставалось еще несколько школ, где учили рабочим профессиям. Как раз сейчас Ярин направлялся в одну из них, работавшую при местном мебельном цехе.
Цех находился на самой окраине Назимки, и по мере того, как Ярин приближался к нему, менялась и окружающая его обстановка. Серые каменные коробки становились все грязнее и обветшалее – если рядом с крепостной стеной нередко попадались пятиэтажные дома, то здесь и два этажа были уже в диковинку. Появлялись пустыри, заросшие сорными травами – где-то огороженные и прилегавшие к территориям цехов и заводиков, где-то просто ничьи. На дорогах было все больше грязи и пыли, исчезли урны и скамейки, а прохожие все чаще оказывались гоблинами и троллями, некоторые из которых уже сейчас, с утра, были пьяны.
Внутри цеха, впрочем, все было обустроено довольно уютно и аккуратно: стены на проходной были покрашены в теплый персиковый цвет, пол чисто вымыт, а на стене висел жизнерадостный плакат с надписью «Имперское – значит отличное!». Ярина встретил распорядитель цеха, мастер Елсей, здоровенный усатый мужик, высокий и крепкий – настоящий северянин. Он с сомнением оглядел Ярина:
– Ты хочешь у нас учиться? – потом он заметил блестящее на его пальце Кольцо, – ага, понятно. Не поступил в Академию и пришел сюда, так?
– Ну, в общем… да.
– От учеников мне, честно говоря, толку мало. Навязали, понимаешь, эту школу на мою голову, а мне бы лучше работников толковых, – вздохнул мастер, – а то учишь вас, учишь, а вы как были дураками, так и остаетесь. Ты хоть что-нибудь умеешь?
– Да, меня тетка воспитывала, она меня хорошо научила волшебству огня и пара. Я несколько дюжин книг прочитал, и всю зиму разбирал и собирал всякие штуки, и плуг самоходный, и насос водяной, и для замешивания теста…
– Штука для замешивания теста? – удивился Елсей, – сдается мне, ты, парень, привираешь. Где ж это видано, чтобы тесто волшебством месили? Впрочем, есть простой способ узнать, чего ты стоишь. Пошли со мной.
Ярин прошел за мастером в цех – огромное помещение, где рядами стояли верстаки с различными инструментами, за которыми рабочие неспешно мастерили мебель: сверлили отверстия, распиливали доски, вворачивали шурупы, красили… Елсей подвел Ярину к одной из машин.
– Знаешь, что это такое?