– Как?! Разве вы не знаете?! – примерно через полчаса приложила обе лапки к груди мадам Хомячиха. – На свадьбе Юлии и Николая был скандал – Ядвига Рощина повисла на Егоре, Ольга их застукала и облила крюшоном!
Весьма занимательную историю про обнимания на свадьбе сына Евдокия ловко перевела на прочие адюльтеры полковника. Минут через десять попробовала сосредоточиться на череде женских имен из просто подозреваемых и конкретно улученных, но плюнула. Полковник получался вроде бы гусаром. Причем прилично нынче обеспеченным. После выхода в отставку (с нерядовой пенсией) Егор Валерьевич подвизался во главе какой-то полувоенной ветеранской организации. Постоянно удирал от супруги на слеты, охоты, юбилеи, вручения регалий и прочие пьянки. Ольга Марковна лесных комаров и пьяных «братьев по оружию» на дух не выносила и редко посещала, и потому череда из женских лиц получилась весьма условной и мифологической. Рожденной воспаленной бабьей ревностью и одиночеством.
В итоге Дуся запуталась не только в череде, но и фактичности и попросила Лихолетовых рассказать о достоверных адюльтерах Николая Котова.
– Их не было, – дружно развели лапками морские свинки, не забывая пережевывать сухой корм в виде печенюшек. – До семнадцати лет Коленька жил в атмосфере подозрительности и вечных оправданий. Видимо, домашние разборки отца и матери надоели ему жутко и своим женам Коленька не изменял. Как только чувствовал – уводит в сторону, брал паузу, думал и только потом рубил с плеча. Мол, простите, Тата, Юля, я полюбил, как честный человек, обязан и так далее. Впечатлительные молодые люди зачастую дают зарок: «Я не буду жить, как мои родители», но редко его выполняют. Коленька здесь – исключение.
Дуся в результате услышанного так и не поняла – жалеть ей Ольгу Марковну или признать круглой дурой, со всей серьезностью рубящей сук, на котором сидит? Сцена с крюшоном имела многих свидетелей, но… кто не знает хмельных и легких свадебных флиртов?
Вот если бы три дня назад убили полковника Генштаба, а не его сына, то информацию стоило бы признать существенной. А так пока… Пока скелеты сплошь чужие и в основном мифологические.
***
Дуся, в полном соответствии с фамилией, трудолюбиво «рыла землю»; Паршин приезжал все реже: проверив алиби жильцов «верхушки», следствие склонилось к версии подстроенного под бытовые разборки заказного убийства со стороны конкурентов по бизнесу. Поскольку получалось – никто из проживающих на верхних этажах убить физически не мог, в определенный час все находились при свидетелях. Мама Оля с папой Егором вместе смотрели телевизор в приятной близости камина. Тата с Эдиком в эти минуты маленько поругались из-за пособий Эдику на бедность и дулись: Тата на кухне за выпечкой пирога, сынуля, громко разговаривая по телефону, в своей комнате. Валик целовался с Машей. Лихолетовы заказывали пиццу. Секретарша Эмма наводила лоск в преддверии начала уик-энда.
Все.
Дуся жесточайше соскучилась по своей обожаемой недавно заполученной квартирке. Но Паршин умолял остаться в «цитадели» хотя бы до поминок на девятый день, когда все соберутся – только самый ближний круг, – немного выпьют, погрустят о Коле и, может быть… ведь так бывает… сболтнут чего-то сгоряча.
«Лови, Дуська, каждое слово! Взгляд из-под ресниц. Укол, упрек, плевок и критику!»
Евдокия, скрепя сердце и зубы, осталась в надежде на плевок и критику.
Суббота. После похода на кладбище и в церковь (Дуся замерзла почему-то и там и там совершенно одинаково, как подзаборный Бобик) печальная компания собралась в просторной столовой квартиры первой жены покойного.
Вначале, еще в четверг, Юля предложила расположиться у нее, но Ольга Марковна, с неописуемо ужасным выражением на лице проходившая мимо страшного опечатанного кабинета, категорически отвергла предложение. (Рестораны не рассматривались из-за папарацци.) Узкий круг скорбящих – родня и «старая банда» в лице «какого-то директора» Станислава Леонидова и супругов Рощиных, – печально расселся по крепким стульям столового гарнитура. Боря Рощин поминальную речь толкнул. Проникновенно. Но мама Оля тут же запретила «детям» плакать. Слезы навряд ли бы одобрил покойный сын, так что вспоминайте, дети, Колю со светлой грустью, а не пошлым вытьем над рюмкой. (Так и было сказано. Слово в слово.)
Тата, правда, не сдержалась. «Какой-то директор» сумел ее утешить, рассказав историю из общего туристического прошлого. Рощин добавил, что сделал подборку из старых, еще не цифровых съемок покойного, выбрал места, где Коля наиболее типичен – весел, бодр, любимый заводила. После недолгого всеобщего переглядывания с суровой мамой Олей, съемку решили посмотреть перед прощальным кофе в гостиной.
Конкретно в тот момент в столовую вошла Эмма Канипалова.
На поминальный девятый день секретаршу никто не приглашал. Эмма простилась с шефом на похоронах вместе с прочими работниками компании. Так что, увидев на пороге стройную фигуру в черном деловом костюме, зареванная Тата шмыгнула красненьким носиком и спросила хоть и слегка логично, но крайне невоспитанно:
– Ребята, а кто последним заходил?
Все сразу поняли, на самом деле вопрос звучит следующим образом: какая бестолковая зараза забыла дверь на ключ закрыть?! Почему эта разодетая профурсетка всем тут глаза мозолит?!
Эмма выпад прожевала и проглотила; невозмутимо оглядела скорбящую компанию и обратилась к вдове: