Книги

В шкафу скелет и крылья

22
18
20
22
24
26
28
30

– Меня. Тут. Не было.

Понятно. А раскроешь рот, читалось между строгих жирных точек, не будет и на работе.

– Адью, – сказала Землероева. – Как-нибудь еще наведаюсь.

– Милости прошу, всегда готова к сотрудничеству, – насмешливо пропела секретарша, и сыщица ей сразу не поверила.

– Эмма что-то знает, – сказала Дуся Паршину. – Имеет ли это отношение к убийству, или на работе собака порылась – понять невозможно. Канипалова чертовски умная вышколенная девица с хорошими нервами и стальными челюстями. Запросики, кажется, имеет царские. Такая, если захочет кусок урвать, вцепится – не оторвется.

– Не понравилась тебе красотка? – многозначительно, с намеком на чисто рефлекторное женское соперничество, спросил Олег. Дуся фыркнула. – Не распыляйся. У Канипаловой стопроцентное алиби – сидела в парикмахерской. С родителями Котова уже успела дружбу завести? Какие они люди?

На маму Олю от двух невесток поступили практически однозначные отзывы. Врач-отоларинголог. Как у многих людей, к которым страждущие либо болезные за помощью бегут, завышена самооценка. Сноб без чувства юмора. Почему в таком случае «из камина шутит» много лет? Ответим – потому и шутит, что чувство юмора отсутствует, а хочется не выделяться. Кто-то из высокопоставленных друзей супруга по Генштабу сказал – забавный тут у вас переговорный пункт. Мама Оля сочла, что выглядит уморительно с задницей из камина. Ее никто не разубеждал (и вправду – зрелище, хотя и не для слабонервных, кои будут присутствовать на обоих этажах).

Но вернемся из камина полностью к семье. Если искать среди взрослых Котовых человека, способного поделиться с Эдичкой генами напыщенности, чванства и самонадеянности, то честь сия полностью принадлежит бабушке. Ген ума у Ольги Марковны, к счастью, не затерялся, но, учитывая, что возможность посмеяться над собой категорически отсутствовала, то относилась к себе отоларинголог с максимальной серьезностью. И других заставляла (кланяться).

Тяжелый диагноз. Тата привыкла считать его вяло текущим, латентным. Юлии казалось, что свекровь уже десять лет переживает серьезнейшее обострение, и, так как наиболее яркие приступы частенько совпадали с ее присутствием, подозревала у Ольги Марковны идиосинкразию (индивидуальную непереносимость аллергического характера) на себя, любимую. (Простите за избыточную медицинскую терминологию, речь о враче идет.)

Тата легко пообвыкла и практически не обращала внимания на деспотические заскоки свекрови, каждое лето выезжала со старшими Котовыми к ним на дачу, на грядках в удовольствие упахивалась, компоты закрывала и варенья. Юлия (личность другого порядка и полета) в подчинении отказывала.

Свекор эту индивидуальность Юлии почему-то высоко ценил. Когда Николаша с Татой расписался, старшие Котовы еще по гарнизонам мотались; непритязательная, легкая на подъем Татьяна легко вошла в семью. Немного позже Егор Валерьевич перешел на службу в Генеральный штаб – Таточку и там от всей души любил, но уход сына от разлюбезной невестки принял адекватно (ген ума бродил у Котовых не только в крови несмеяны-бабушки). Юля больше отвечала возрастающему статусу сына, Егор Валерьевич, хоть и был насквозь порядочным мужиком…

Тут остановимся. И в шестьдесят пять лет Егор Валерьевич оставался молодцеватым мужиком насквозь, до самой сути. И вывод этот Евдокия сделала совсем не по его облику или манерам, выправке военного, – отец был совершенно уничтожен смертью единственного сына, понурился, обвис лицом и телом, – а по взглядам на него Ольги Марковны. Едва в их квартире появилось новое молоденькое личико – Дуся Землероева, Ольга Марковна, скорее всего, абсолютно на автомате, накатано, не спускала с мужа глаз.

Так ловят реакцию погуливающих мужей на симпатичных девушек истерзанные ревностью супруги: всегда, при любых обстоятельствах взгляд опытно ловит – появится приязнь к новой юбке или пронесет на этот раз? Минует нелегкая или снова в подушку плакать?

Досада.

И в связи с этим некоторые хамские вывихи бабушки Оли Дуся простила не затачиваясь. Не исключено, что и к Юлии свекровь относилась с неприязнью из-за укоренившейся подозрительности. Ловила взгляды мужа на точеную фигурку невестки, губы кусала, видя, как тот легко общается с красивой женщиной. Тата, по всей видимости, не вписывалась в укоренившиеся кальки симпатий свекра – простовата была, рыхловата, без шика-блеска… Юля… Юля отвечала самым сластолюбивым требованиям. Отсюда и нелюбовь свекрови. И неприязнь, которая ловко и умно списывается на разрушение крепкой семейной ячейки. Внуков-безотцовщину.

И следуя вышеизложенному, можно смело предположить, что именно от бабушки, помимо прочих прелестей, Эдику досталась толика чисто бабской, белой ниткой шитой хитрости. Бабушка Оля, видимо, чувствовала подобие, старшего внука крепко любила и громко жалела – родное внучатое яблоко от яблони не укатилось. Лежало рядом и тихонько гнило.

Но, впрочем, Дусю просили искать скелеты, а не гены. И первый из этих скелетов был найден при помощи наемщиков Лихолетовых, бывших дальней, на семи водах замешенной родней бабушки-отоларинголога.

К Игорю Дмитриевичу и Норе Викторовне Дуся попала только через два дня после заселения в гостевой комнате тридцать третьего этажа. Ее туда Юля привела. Привела и так смутно представила Евдокию жильцам, что те до конца и не поняли кто она по сути есть: то ли молодой милиционер, то ли близкая подружка вдовы…

Но, к счастью, уяснили главное: с девицей просят не тушеваться, говорить правдиво и подпольщиков не изображать – Дуся Землероева расследует убийство.

Нора Викторовна и Игорь Дмитриевич, по милой совковой привычке, усадили непонятную персону за длинный кухонный стол, чаю предложили: стол заставлен вазочками с печеньем, конфетами, крендельками, булочками, мармеладками, зефиром. На стенах уютные светильники, верхний свет отсутствовал, мягкое лучение лилось отовсюду и особенно из глаз: более слащавую пару искренних доброхотов Дуся в жизни не встречала. Супруги Лихолетовы слегка напомнили ей безвредных домашних питомцев – упитанных, вечно жующих морских свинок с немигающими глазками. Или хомячков.