Она не ждала подвоха, открыла дверь сразу, и по вымученной улыбке, по дрогнувшим уголкам губ, я понял, до чего мне тут не рады.

Мы не поздоровались. Просто не успели. Я вкатился в квартиру, как шар для боулинга: накренился в сторону, прошел по диагонали коридор, врезался в чью-то дверь и только потом попал в комнату.

— Вы пьяны?

— Страйк! — в правой руке был картонный пакет. Скинув ношу на пол, я зааплодировал сам себе. Надраться до того, чтобы забыть собственное имя, но вспомнить ее адрес — это талант.

— Пожалуйста, потише, вы можете разбудить Лену, а ей утром на работу.

— Тссс, Лену подвести нельзя. Ей на работу, — прошелестел я, — а мне нет, потому что я теперь безработными. Твоими молитвами, крошка.

Тина устало вздохнула и захлопнула за мной дверь. Кажется, она поняла, что ссора неизбежна и решила сделать все тихо, так чтобы не слышали соседи по лестничной площадке.

— Я принесу вам воды.

— Я не хочу пить!

— Ну, разумеется не хотите.

Через минуту передо мной материализовался граненый стакан. Такой основательный, как в старых советских поездах: с толстым крепким стеклом, мутным, как разбавленное молоко. Я глотнул и скривился. Какая дрянная вода. То ли дело виски.

По-хорошему, нельзя было делать всего этого. Последний разговор с Алевтиной я представлял иначе. В другом месте и при других обстоятельствах. Но когда вечер в баре перешел из категории «светский раут» в «цирковое выступление», я вызвал такси и по привычке назвал ее адрес. Тот, который повторял про себя последние пару часов.

Тина открыла окно, впуская в комнату густой влажный воздух. Он тяжело осел на мебели, на паркетном полу, забился в легкие, душа и скручивая изнутри. Я жадно выдохнул и развернулся в сторону улицы, откуда доносились детские голоса. Слышались удары мяча о стену.

— Скоро пойдут в школу и тут станет тише, — меланхолично заметил. Тяжелый воздух во мне теснил мысли, и они вырывались наружу, так и не успев оформиться во что-то приличное. Обрасти смыслом.

— Пускай шумят, мне это даже нравится. Лучше чем тишина. Я научила ребят со двора казакам разбойникам.

— И как?

— Андрей, зачем, вы пришли, — устало пробормотала Тина и убрала мокрую от пота прядь со лба.

Только теперь я заметил, как плохо она выглядела. Бледная, осунувшаяся, с впалыми уставшими глазами. Оглядевшись по сторонам, отметил, что в комнате до неправдоподобного чисто. И бедно. Так выглядит студенческое общежития перед заселением новеньких. Единственное, что намекало, что здесь хоть кто-то жил — таблетки, аккуратно разложенные на столе.

Я мог бы заметить еще кое-что, мозг старался выхватить из тумана пару крючков, какую-то важную деталь, но картинка так и плыла перед глазами. Черт, не стоило мне тогда пить.