Под «Пророком» лежало письмо от адвоката, вернее несколько пустых бланков – заколдованных бумаг, которые я должен был использовать для написания прощальных писем. Это гарантировало их сохранность и то, что они обязательно дойдут до адресатов.
Я вздохнул и сел за стол. Отца всё ещё не было, а значит, у меня было время продумать текст. Да, мне стало лучше, но не факт, что так будет и дальше. Более того, моя жизнь, а вернее моё шествие к смерти напоминало какие-то непонятные качели, и я, откровенно признаюсь, не знал, что ждёт меня завтра.
Мрачное состояние снова заключило меня в свои цепкие лапы. Я принялся с остервенением жевать тост с ветчиной, попутно записывая текст.
Сказать-то легко, а вот написать – совсем другое дело. Я менял смысл написанного несколько раз, зачёркивал, намеренно оставляя это, а не стирая, что позволяла заколдованная бумага. В какой-то момент я хотел сжечь сраный пергамент, я психовал, но по итогу - спустя минут сорок у меня уже были готовы пять писем – отцу, маме, сестре и деду, которое должен был зачитать адвокат, а так же непосредственно самой Грейнджер. Вот последнее письмо меня расстроило больше всего, хотя и маме было непросто писать. Я пытался сохранить в нём обыденный тон, но понимал, что едва ли ситуация будет таковой.
Примерно через пять минут от того момента, как я закончил, в дверь постучали. По размеренному короткому стуку я понял, что это был отец.
- Входи, - коротко сказал я, и он вошёл в комнату.
- Здравствуй, сын! – сухо произнёс он, подходя ближе и садясь на стул возле окна. Выглядел отец изрядно измученным, но источником этого были не физические муки. У него, как и у меня (к слову, я был под иллюзией), была щетина, а вечно приглаженные волосы имели нотку несвойственной им неаккуратности.
- Здравствуй, отец! – в такой же манере ответил я.
Небольшая пауза рысью пробежала по нашим воспалённым нервам, и я решил прервать её:
- Спасибо, что согласился на вот те условия.
- Тебе надо благодарить эту… мисс Грейнджер, - на его лице появилась непроизвольная гримаса отвращения, словно отец прикладывал усилия, перебарывал себя, чтоб произнести её фамилию. – Это она начала тут поднимать всех на ноги. Писала письма Поттерам, просила помочь. Я просто не мог позволить ей самой всё решить, - Люциус надменно улыбнулся, пряча за этим свои эмоции.
- Да, это вполне в её духе, - я хмыкнул, осознав, что даже не обсудил вчера эту тему с Гермионой. С одной стороны меня подбешивало, что ей пришлось обратиться за помощью к святому Потти, но с другой – она пеклась обо мне, и это было приятно.
- Послушай, Драко… - начал отец. – Я не знаю, как мне сейчас жить, - такой откровенности от него я не ожидал. – Много чего поменялось в моей жизни, но я всё ещё не могу отделаться от некоторых старых повадок.
- Я знаю, отец, и понимаю это, - серьёзно проговорил я.
- Но это не значит, что я тебя не люблю. Ты мой сын, плоть от плоти моей, и да, я не сожалею, что ты родился. Прости за те слова, - родитель прямо взглянул на меня, и я почувствовал, как сжимается в груди ком.
- И ты… прости меня. У меня не было выбора, я хотел уберечь тебя и нашу семью от ошибки.
- Которая чуть не стоила тебе жизни, - добавил мой родитель, устало прикрыв глаза. – Я осознаю свой промах, хотя принять это непросто. Всё ещё проскакивают мысли, что если бы ты не вмешался, всё было б хорошо.
- Или намного хуже, - резюмировал я, чем снова вызвал паузу.
- Я знаю, хоть и не совсем понимаю… Абраксас говорил… Это правда, что ты умираешь, сын? – на его лице промелькнуло беспокойство, когда он взглянул на меня.
- Скорее всего, да.