Связки порвались, как струны у незадачливого гитариста.

К тому же, я прихрамывал на ногу, по которой пришелся удар, поэтому я мог лишь жалко влачиться со скоростью пьяной черепахи.

— Как вовремя! Считай, победил все‑таки, — прошептал я глубочайшую благодарность моему достопочтенному партнеру по дворовому спаррингу.

Я поднял голову, чтобы хоть примерно прикинуть, куда меня занесло в ходе моего трипа. Безликие однотипные дома никак не способствовали этому, но тут я увидел то, из‑за чего, клянусь, мне на секунду показалось, что все снежинки, витавшие вокруг, замерли, повисли в воздухе, так, что я даже мог бы разглядеть их во всех подробностях.

Электроны во всех атомах перестали летать туда-сюда.

Тот самый дом, там самая крыша.

И всего в нескольких кварталах от меня — рукой подать.

Но это не самое главное.

Я увидел ее. Я, правда, увидел ее там, прямо на крыше. Она смотрела на меня. Не убегая и не двигаясь. Но и не подзывая.

Просто ждет.

Я иду!

Каждый шаг давался все труднее и труднее. Утопая по колено в снегу, поскальзываясь на самых ничтожных кусках льда, я все же продолжал ковылять до цели.

Я понял, что вот-вот наступит рассвет — где‑то уже начали погасать уличные фонари, напоминавшие жирафов с горящими головами. Система, однако, совсем не учитывала, что в это время года что ночью, что утром кромешная тьма.

В принципе, какая разница?

Я ускорил шаг. Я сам себе был противен из‑за этой отвратительной медлительности. Самое время — осталось то все пройти пару домов.

Моя шея была словно иссохшая ножка у перезревшего помидора — совсем уже не выдерживала. Я пялился на свои ноги, скользящие по льду, рассматривал грязный снег. Лишь изредка я смотрел вперед, боясь, как бы не исчез, не растворился этот мираж. Не спугнуть бы.

Еще чуть-чуть, давай, старина.

— Я что‑то вижу! Эй, стой! — раздались вдалеке рявкающие голоса полицейских.

Псы.

Цепные псы, грязные шавки, работающие за жалкие гроши, чтобы влачить свое вшивое существование.