– Ди вао! – рявкнули изнутри. И мой пихающийся приятель открыл дверь и хлопнул меня по плечу. Я вошел внутрь, и створка за мной закрылась.
Глава 7
Я оказался в жаркой, тускло освещенной комнате с оштукатуренными стенами табачного цвета. Воздух пропах сигаретным дымом. Окон не было, и лопасти потолочного вентилятора безжизненно замерли над головой.
Когда глаза привыкли к полумраку, я различил на противоположной стене портрет Хо Ши Мина и маленький красный флаг с желтой звездой в середине. А еще фотографию человека в форме – не иначе генерала Гиапа – и несколько снимков неулыбчивых гражданских, определенно членов правительства и партийных вождей. И сразу догадался, что попал не в бюро путешествий.
Справа от меня стоял стол, а за ним сидел человек среднего возраста в форме.
– Садитесь, – предложил он.
Я сел на оливково-коричневый стул, в котором узнал американский полевой инвентарь. Стол был тоже американский – стандартный, из серого металла; такие нисколько не изменились со времен Второй мировой войны. За спиной вьетнамца было большое вентиляционное жалюзи, сквозь которое доносился шум дождя на улице.
Тот тип, что привел меня в кабинет и которого я окрестил Пихалой, положил мой паспорт на стол и, не говоря ни слова, забрал мою сумку и вышел.
А хозяин кабинета принялся изучать мой паспорт и визу. Я же в это время изучал его самого. Оливковая рубашка с короткими рукавами, на плечах погоны: то ли майор, то ли полковник – я так и не научился разбирать иностранные знаки различия. На левом нагрудном кармане три цветные нашивки. Я предположил, что некоторые из них имеют отношение к Американской войне – так здесь называют Вьетнамскую войну.
А лицо из тех, что инстинктивно сразу не нравятся: худое, постоянно нахмуренное, с выступающими скулами. Глазные яблоки словно намертво вставлены в раскосые глаза.
Он выглядел старше, чем я, но я понимал, что это впечатление ошибочно. Во всяком случае, возраст, подходящий для ветерана Американской войны; а раз так, у него не было оснований питать к американцам симпатий. И еще я понял, что он с севера: крупнее миниатюрных южан. Кроме того, на командные должности в побежденном Южном Вьетнаме, как правило, назначали северян. Интуиция мне подсказывала, что разговор предстоит не из приятных.
Вьетнамец оторвался от моего паспорта и поднял на меня глаза.
– Я полковник Манг, – объявил он.
Я не ответил. Однако заключил: раз он целый полковник, значит, это не просто паспортная и визовая проверка.
– Какова цель вашего прибытия в Социалистическую Республику Вьетнам? – спросил полковник Манг на хорошем английском языке. У него был высокий, отрывистый, раздражающий голос.
– Туризм, – ответил я. Ложь, из которой вытекали все последующие лжи. И если этот тип понял, что я лгу, он позволит мне лгать, пока не наберется достаточно лжи, чтобы затянуть петлю.
– Туризм? – повторил полковник. – Что это вам пришло в голову?
– Я здесь служил солдатом.
Внезапно неприятное выражение его лица сменилось чрезвычайно заинтересованным. Может быть, стоило проигнорировать инструкции и солгать, но в таких случаях чрезвычайно важно как можно ближе придерживаться правды.
– Когда? – спросил он.