Она снова глубоко вздохнула — и отодвинула занавесь.
И тут же поняла, что все планы, стратегии и схемы пошли прахом.
Стражники возникли точно ниоткуда. Лишь у одного за спиной колыхнулась очередная тряпка, которыми со всех сторон обвесился Анакат, и Леферия поняла, что завеса была не одна. Теперь за каждым гобеленом мог прятаться императорский стражник. Правду говорят, что подлец пуще всего опасается подлости, а узурпатор ночами прислушивается к шагам тех, кто свергнет его с престола…
Она не пошевелилась. Сопротивляться было бесполезно.
— Кто почтил нас своим присутствием? — раздался скрипучий голос. Анакат Великий собственной персоной выбрался из-за очередной завесы и подошел к Леферии. — А-а… фаворитка его померкшей светлости Ринеона… Рад встрече, очень рад. — Его и без того морщинистое лицо сморщилось от улыбки. — И что же вы собирались предложить мне в честь знакомства?
Он взял флакон с ядом из руки Леферии. Та покорно разжала пальцы.
Тифонус! Да, сопротивляться и бежать бесполезно, но ведь нужно что-то делать! Помогут ли ей соратники из Ложи Былого? Или палачи Анаката прежде вытянут из Леферии их имена и казнят всех до одного? Если бы у нее был смертельный яд для себя!
Если бы… то она все равно бы им не воспользовалась. Умирать не хотелось.
Говорят, из тех, кто не хочет умирать, получаются самые лучшие предатели.
— Это духовный яд, ваша светлость, — сообщил подбежавший между тем лекарь. — Чтобы сказать точнее, нужен анализ, но пока я вижу, что он заряжен на вас и должен был лишить вас смелости, решительности, прозорливости и некоторых других ваших уникальных качеств.
Леферия усмехнулась. «Уникальных»! Попробуй кто-то выдать подобную подхалимскую тираду при Ринеоне…
— Вот как. — Анакат не выглядел рассерженным. Он посмотрел на Леферию без ненависти — скорее оценивающе, точно размышлял, какую выгоду можно из нее извлечь. Она слегка воспрянула духом. Лучше пусть попытается извлечь выгоду. Что угодно, лишь бы оставил в живых. А она уж придумает, как освободиться…
— Отведите ее на поддонный уровень Зааланской тюрьмы, — наконец изрек Анакат. — Прикажите там голодом не морить, вреда не причинять, давать все, что нужно… в разумных пределах. Держите в одиночной камере. Потом я решу, что делать.
— Да, ваша светлость, — склонил голову старший из стражников, и Леферию потащили к выходу. Она успела заметить, как из еще одной тряпичной норы выныривает секретарь и преподносит Анакату листок для подписи.
Да уж, не покои, а какая-то коралловая колония, покоя здесь не дождешься. Ринеон, Ринеон, как же ты допустил…
И все же приказ Анаката звучал обнадеживающе.
Леферия вознесла короткую молитву Эфирным Судиям и положилась на волю рока.
***
Когда ты только что побывала на волосок от смерти, многие вещи видятся в ином свете. Важное от неважного отделяется со сверхъестественной легкостью; отбрасывается наносное, острее чувствуется любовь к жизни — во всех ее проявлениях. И, конечно, в такой момент легко пообещать себе, что больше ни за что не станешь роптать на ту или иную мелочь, тосковать по той или иной ерунде и досадовать из-за того, что не все складывается по-твоему. Но потом проходит время, и…
Оказавшись в камере, Леферия качалась на волнах облегчения. Она не думала, почти ничего не чувствовала и смирено гот овилась принять любую участь с благодарностью, что ей сохранили жизнь. Пару дней ничего не происходило. Она начала успокаиваться, прислушиваться и присматриваться, строить догадки…