Аня не дала ему договорить. Она громко рассмеялась. Смех рвался наружу из самой глубины ее тела, и его невозможно было сдержать. Она снова видела кино. Немое черно-белое кино. Кадры двух никчемных жизней, прожитых и растраченных впустую.

— Чего ты ржешь, тварь?! — Денис снова дернул ее за волосы, брызжа слюной в лицо.

Аня рассмеялась еще громче:

— Ты никогда не станешь таким, как он… Никогда… Все твои женщины всегда будут хотеть его… Даже твоя мать ставила его тебе в пример… Ты не такой красивый, как он… Не такой богатый… Не такой успешный… И ты вечно будешь проклинать тот день, когда понял, что слабее его… — Смех перерос в истерику, а голос превратился в крик. — Ты так долго думал, что самый сильный… Верно?

Аня улыбнулась улыбкой умалишенного. Видения сменяли друг друга со скоростью света. Но она все равно успевала улавливать суть.

— А оказалось, что это лишь подачка от него… Он позволял тебе думать, что ты сильный… А на деле… Права была Кристина… Ты — кровавая размазня.

Денис открыл пасть и с леденящим кровь рыком бросился на Аню. Богдан ловко перехватил его.

— Угомонись, идиот!

Рядом уже стояла охрана. Дениса схватили в охапку и оттащили в сторону. Богдан снова повернулся к Ане. В ее руку впились острые когти.

— Значит, шаманка? — Он осмотрел Аню с головы до ног. — И суженая… Я думал, у него есть вкус. А он подобрал оборванку…

Боль и страх притупились. Аня смотрела Богдану в глаза, не отворачиваясь. Черно-белый фильм Дениса сменился. И теперь она смотрела другое кино.

— Не тебе, смешавшему дочь с грязью, так называть меня… — Мускул на лице Богдана едва заметно дернулся. — Давид никогда не станет твоим сыном… И мужем Лены не станет… Тебе не привязать его к себе. Не получить его стаю… И никогда не добиться того, чего смог добиться он…

— Заткнись, потаскуха!.. Я тебе глотку вырву… — Его мерзкий голос пробирал до костей. — Я подарю ему на свадьбу с Леной тебя. В коробке. Порезанную на куски. Думаешь, что он тебя защитит? Спасет от меня?

Аня рассмеялась, ловя губами хрустальные капли. Она хотела сказать, что Давид не станет его сыном, даже если Богдан сам попытается выйти за него. Но не успела. Сквозь шум дождя прорвалась приглушенная автоматная очередь. Аня видела, как побледнело мокрое лицо Богдана. Как затряслись щеки, и вздулась вена на лбу. Она попыталась вырваться, обернуться, чтобы понять, что происходит, но пальцы Богдана сомкнулись на ее шее. Когти снова впились в кожу. Похоже, он вознамерился претворить свою угрозу в жизнь. Аня решила смотреть смерти в глаза. Она не зажмурится в страхе. Не будет рыдать и умолять. Она попытается дать последний бой. Нарисовать последнюю картину… По спине прошли мурашки. Странная дрожь предвкушения и надежды. Холод дождя не мог совладать с жаром, внезапно разлившимся внутри. Так было всегда, когда рядом оказывался…

— Спасать нужно не ее от тебя. А тебя. От меня.

Голос Давида током прошиб Анино тело. Он все-таки пришел! Не оставил ее умирать. Пришел умереть вместе с ней. Зачем?! Аня попыталась вывернуться, но когти Богдана лишь сильнее впились в шею. По-прежнему глядя Ане за спину, он прокричал:

— Подойдешь еще на шаг ближе, и получишь ее голову отдельно от тела.

— Отпусти ее.

Два слова… Два слова, в которых было столько ярости и злости, что Аня физически их ощутила. Каким-то образом она чувствовала состояние Давида. Чувствовала его эмоции. Жажду крови. Он хотел убивать. Жестоко. Кроваво. Долго. Он хотел наказать тех, кто причинил ей боль. Аня не понимала, откуда ей это известно. Это было странно, непонятно, пугающе и так… Аня не могла объяснить дикое чувство восторга и радости от того, что он боится за нее. Боится до одури. Ей хотелось закричать, что с ней все будет хорошо, что бояться не нужно, и она сможет себя защитить. Но Богдан с такой силой сдавил ее горло, что перехватило дыхание. Он развернул ее спиной и прижал к себе, показывая Давиду, что она в его власти.

— Считай, что твоя потаскуха — уже труп.