Она не знала, о чем он. Не успела даже подумать. Давид резко перевернул ее на живот, заставляя встать на колени, а руками упереться в землю. Как тогда, в его спальне, она снова была открыта ему, выставлена на показ без шанса что-то скрыть и спрятать. От звериного рычания за спиной ее бросило в жар. Было ужасно стыдно, что он может вот так разглядывать ее. И вместе с тем ее накрывало безумное возбуждение. Внизу живота распускалась, как цветок, боль. Ей нужно было ощущать Давида внутри. Необходимо. Она обернулась, гадая, почему он медлит. Давид стоял на коленях и смотрел на нее так, словно и вправду был оголодавшим диким зверем. Он так до конца и не разделся: джинсы и трусы приспущены до бедер. Аня пообещала себе, что в следующий раз начнет с того, что полностью его разденет. Если следующий раз произойдет, конечно же. Нет, она не будет думать о том, что все закончится прямо здесь, — она будет наслаждаться каждой минутой. Будет наслаждаться Дэвидом. Она видела, что ему тяжело сдерживаться. Его член доставал почти до пупка. Набухший и покрасневший, с выступающими венами, он подрагивал от малейшего движения. Из крошечного отверстия на набухшей головке сочилась влага. Наверное с ней что-то не так, но Аня сходила с ума от желания снова попробовать его на вкус, облизать, вобрать в рот на всю длину, какую сможет. Она хотела, чтобы он не выдержал и кончил ей в рот, покрывая губы и язык ароматной спермой. Хотела, чтобы он стонал и рычал от невозможности контролировать себя. Давид наклонился и хрипло выдавил:
— Когда ты так смотришь на меня, мне больше ничего не надо в жизни. Вообще ничего.
Аня закусила губу. Боже…
— Мне… отвернуться?
— Нет. Смотри, ЧТО я с тобой делаю.
Он облизал два пальца и, глядя ей в глаза, ввел в ее тело. Аня протяжно застонала. Давид начал двигать рукой. Другой он удерживал ее за бедра, но Аня все равно начала насаживаться на его пальцы, пытаться сжать их внутренними мышцами, чтобы заставить задержаться внутри. Не давая ей опомниться, Давид наклонился и, убрав пальцы, обхватил губами набухшие складки ее плоти. Перед глазами поплыло. Аня уже с трудом дышала. Она могла только бесстыдно тереться о его губы, пока язык Давида скользил по клитору. Она уже была так близко, чуть-чуть давления и… Он прошелся языком по внутренним складкам и начал жадно их посасывать. Аня задрожала.
Больше ее вкуса. Больше ее аромата. Больше прикосновений к ней. Давид сходил с ума и понимал это. Когда ее шелковистая горячая смазка попала на язык, он окончательно обезумел. Аня терлась о его рот, наконец, позволив ему делать то, что он хотел. И в этот момент Давид ощутил себя самым счастливым человеком на земле. Он набрасывался на нежную плоть, словно оголодавший зверь. Больше… Нужно больше. Намного больше… Аня оказалась не просто идеальной. Она была создана для него по каким-то особым чертежам. От ее стонов сердце останавливалось. А от ее виноградного вкуса и аромата жилы натягивались, как канаты. Давид вошел языком в узенькое отверстие. Как же горячо… Скоро он будет в ней, внутри. Аня словно понимая, что он не сможет быть нежным и осторожным, текла ему прямо на язык. Под конец он точно чокнется. Давид перестал ее держать, протянул руки, мечтая вновь коснуться ее совершенной груди. От его грубоватых ласк соски отвердели и набухли, превратившись в тугие вершинки. Давид снова сжал их и начал оттягивать. Аня застонала, выгибаясь под его руками, насаживаясь на язык и прижимаясь к губам. Да, вот так… То, что ему нужно. Ее ароматная смазка буквально стекала в его рот. Он мог пить ее. Снова чувствовать этот восхитительный вкус — все равно что получить новую дозу наркотика после мучительной ломки. Сдерживаться становилось все труднее. В основании члена возникло мучительное давление. Ему нужно погрузиться в Аню, утонуть в ней. Но прежде он заставит ее кончить, чтобы хоть немного облегчить ту боль, которую наверняка ей причинит. Он вошел в нее пальцем, языком начал ласкать набухший клитор. Аня стонала и сжималась вокруг него. Он быстро ударял по комочку плоти, чувствуя, как начинают сжиматься Анины мышцы. Бл*дь! Какой же узкой она была. Невероятно узкой и тесной. Он помнил, что ей нравились быстрые сильные поглаживания. Покинув ее тесное влагалище, он накрыл пальцем возбужденный клитор. Потирая его, Давид накрыл своим телом Аню, слизнул с ее шеи капельки испарины. Ее стоны становились громче. Он чувствовал легкую дрожь ее тела. От этого его возбуждение переходило все мыслимые границы. Член отвердел так, что готов был взорваться. Из головки уже не переставая сочилось семя. Ему нужно быть в ней! Аня повернулась к нему и поцеловала. Давид понял, что рычит, как волк, но не мог сдержаться. Она пробуждала в нем самые глубокие звериные инстинкты. Ее нежный язык ласкал его губы и нежно, и порочно, двигаясь то вглубь рта, то наружу, задерживаясь на его губах. С трудом, но он нашел в себе силы оторваться от нее и проскрежетать сквозь зубы:
— Ты должна кончить. Чтобы не было потом слишком больно…
Анины щеки были покрыты ярким румянцем, губы припухли. Она протянула руку вниз, отталкивая его ладонь от своего лона.
— Я кончу с твоим членом внутри.
Лучше бы она вообще ничего не говорила! Яйца сжались от необходимости кончить, и Давид наплевал на все. Он обхватил член и направил в Аню. Молясь о том, чтобы продержаться, Давид медленно ввел в нее головку. Вход был таким узким, что каждое движение вперед причиняло боль. До невозможного сладкую и желанную. Давид намотал на кулак Анины волосы, а пальцем другой руки снова коснулся клитора, собрал с малых губ смазку.
— Я должен быть везде в тебе.
По-прежнему не продвигаясь дальше, он приставил палец к плотно закрытому отверстию попки. Аня снова застонала. Смазав ее собственными соками расщелину, Давид медленно начал входить в нее пальцем. Стон превратился в протяжный вскрик. Колечко ануса плотно обхватывало его палец, и Давид уже представлял, как вскоре Аня будет свободно принимать его и туда. Он полностью ввел а нее палец и одновременно с этим рванул бедра вперед, врываясь членом до основания так, что яйца ударились о ее складки. Пи*дец! Она была слишком узкой внутри. Влагалище настолько тесно обхватывало член, что дышать стало невозможно. Агония. Чистая агония. Слишком мучительно, чтобы терпеть долго и слишком хорошо, чтобы так же долго ждать. Он подвигал пальцем вверх и вниз в ее узкой попке, вырывая из Аниного горла еще один сладкий стон. Оттянув ее голову назад, одновременно с этим он вынул из Ани головку, нагнулся к ее уху и прошептал:
— Ты же хочешь, чтобы я был внутри? Скажи это…
— Да… Хочу… — Ее голос пробрался под кожу. — Ты — мудак, но я все равно тебя хочу!
Давид рассмеялся, а мышцы живота непроизвольно сжались. У нее над ним слишком много власти. Он весь в ее руках. И это не изменится никогда.
— Ты моя, Аня. Моя… Только моя. Больше у тебя не будет никого. Только я имею на тебя право.
— Я не вещь, чтобы принадлежать тебе…
Даже сейчас она продолжала ему сопротивляться, и Давид бы обманул себя, если бы сказал, что ему это не нравится.
— Ты не вещь, да… Ты — моя женщина. И моя собственность. Все твои влажные узкие отверстия теперь принадлежат мне.