– Но как он мог на него упасть, если он не держит его на виду?

На мамином лице отразилось странное раздражение, будто она знала ответ, но не могла его вспомнить. Или не могла сказать.

– Наверное, перед этим он его вынул, – сказала она, крепче сжав пальцами чашку. – Перед тем, как упал.

– Но… – сказал мальчик.

– Ешь уже свои булки, – ответила она, – а потом иди играть.

И вот теперь, тихонько сидя у себя в сарае, Сэнди разговаривал вслух, пусть даже кролики его больше не слушали.

– Тревис лежит у мамы на кровати, – сказал он.

А потом подумал: «Лежит раненый. Меня мама один раз отвезла в больницу, когда я наступил на гвоздь возле цистерны с водой, но почему тогда Тревис не в больнице?»

– И почему мама мне соврала? – спросил он, но ответом ему была лишь тишина в пустом сарае.

Но раздался другой голос, женский.

Матери всегда так делают.

Сэнди ахнул, почувствовав, как по телу у него забегали мурашки. Вскочил на ноги и выбежал из сарая в омут янтарного света, к солнцу, нависшему над далекими холмами. Он прислонился спиной к стене фермерского дома и уставился на покосившийся сарай, что построил его отец.

Тут, Сэнди.

Он повернулся в ту сторону, где у подножия холма стоял ковбойский кемпер с пикапом.

Да.

Рыжий кот сидел на капоте пикапа и глядел в окошко.

Сэнди.

По телу мальчика пробежала дрожь.

По долине прошелся ветер, заиграв колокольчиками на крыльце. Старая мельница повернулась, и бельевая веревка за домом затрепетала, будто большие крылья.

Солнце садилось.