Кольцо рук вздрагивает и сжимается чуть плотнее.
— Мне теперь все можно. — голос ровный, и даже отголоска эмоций не слышно. — Я к ним никакого отношения больше не имею.
Я отстраняюсь, шмыгая распухшим носом. Внимательно смотрю в глаза. Глаза бессовестно увиливают.
— Не ушел. Или не только ушел? — он морщится. Выходит, угадала. — Что ты натворил?.. хватит юлить!
Он выдыхает и сдается.
— Наши дети будут рыжими. Абсолютно апельсиновыми. Никаких синих крыльев. — серьезно говорит он, пальцами зарываясь в мои волосы под шапкой и вытягивая наружу прядь. — и летать вряд ли будут.
— И хорошо, что не будут. — я говорю просто чтобы не замолкать. В голове каша. — Куда бы мы их, крылатых, девали? В клетку? А в саду бы их выгуливали, как шарики — с поводком на щиколотке…
Паша сбивается с поглаживаний и хохочет вполголоса, щекотно уткнувшись мне в шею.
— Жалею, что не успели полетать. Тебе бы понравилось. — бормочет он.
— Ничего, я и без полетов… Ты теперь обычный человек? — шепчу я. — Никаких больше фокусов?
— Совсем обычный. Насчет фокусов — не обещаю.
Эпилог
Год спустя. Вместо эпилога.
Фокус все-таки случился.
— Никаких. Синих. Полосочек. — с угрозой говорю я, тыча пальцем в рулон обоев. Паша, прищурившись, изучает цвет под моим пальцем.
— Он вроде бы…зеленоватый. — неуверенно говорит он. — Зеленоватый же?
Мама, полуприкрыв один глаз, как снайпер, почти проходится по предмету спора носом.
— Цвет морской волны! — уверенно заявляет она. Я начинаю закипать.
— Вы что, дальтоники оба? Синий же! Си-ний! В нашей квартире не будет синих обоев!
Мама шумно вздыхает и закатывает глаза.