1.12.1922 г. Российская империя. Тифлис, ул. Батумская
В квартиру первым ворвался ротмистр. Лаврентий влетел следом, запнулся о сбитый старшим коврик и, выпрямляясь, услышал: «Окно держи, м-мать!» и звон разбитого стекла. В разбитое окно выпрыгивал здоровый мужик в одежде мастерового, Берия успел разглядеть только шрам на его правой щеке, от виска до подбородка.
Он прыгнул к окну, туда уже летел второй, здоровущий чернявый тип с револьвером в руке. Увидев загородившего ему дорогу подпоручика, бугай почему-то стрелять в него не стал, вместо того повернулся к питерцу, в развороте ловя его стволом.
«Не Уралец… – с облегчением подумал подпоручик, спуская курок «нагана». – Можно! А за столичный труп бы голову сняли».
Убитого опознал питерский гость:
– Голощекин. Телохранитель этого вот, – он кивнул на сидящего в наручниках невысокого человечка в пенсне. – Спасибо, Лаврентий Павлович.
У Уральца при досмотре не нашли ничего. Ни оружия, ни листовок, ни документов. Говорить он, правда, согласился:
– Уринсон, Михаил Семенович, – назвался спокойным голосом. – Коммерсант.
– Да ладно, Яша, – ласково пропел улыбающийся ротмистр. – Ну какой из тебя, сам посуди, Уринсон? Ты ж сколько сроков отмотал до Указа о бомбистах-то?
– Мне положен адвокат, – задержанный отвечал хладнокровно, да и вел себя уверенно, считая, что у жандармов на него ничего нет. Показания Енукидзе разве, а это все равно, что ничего. Очевидцем убийств Авель не был, да и не убивал сам Уралец уже лет десять. Ну, проживание под чужим именем, так это мелочи, даже задумываться не стоит.
– Будет тебе адвокат, – тем же ласковым тоном протянул Николай Степанович, закуривая. И тут же передумал: – Вернее, не будет. По Указу пойдешь, от шестнадцатого года.
– Вы меня с кем-то путаете. – Главарь «Треста» тона тоже не менял.
«Хорошо держится, – мелькнуло в голове у подпоручика. – И не предъявишь ему ничего – убийства чисто уголовные, без политики. А на старое Указ не распространяется. Что столичный придумал?»
– У меня два человека, которые дадут показания, что ты покушение на наместника по заданию партии РКП(б) готовил. – продолжил ротмистр. – Твой дружок Енукидзе и… – он снова улыбнулся, затянулся папиросой и продолжил: – И сюрприз. Тебе ведь англичане деньги за наместника через Торгово-промышленный банк сбросили? А отмыл их для тебя наш общий знакомый, Ярославский, припоминаешь? Он у тебя кассиром был, верно? Ну, так я ему деньги и оставлю. Все, что за этот заказ получены. И жизнь сохраню. А он в военном суде выступит. Твои кассира не достанут, он под охраной. Как и Енукидзе…
Гумилев замолчал, выпустил в потолок струйку дыма и, полюбовавшись созданным облачком, предложил:
– Поговорим, Яшенька?
27.02.1923 г. Российская империя. Санкт-Петербург, ул. Фурштатская, д. 40. Штаб Отдельного корпуса жандармов
Генерал дочитал заметку, отложил газету и усмехнулся. Имен жандармов, ликвидировавших «Трест», в газетах, разумеется, не печатали. Но Коттен помнил, как взявший Свердлова ротмистр четыре года назад сидел в этом же кабинете, тогда еще восторженным штабс-капитаном победного девятнадцатого. Удивляясь совсем неожиданному предложению шефа Охранки.
Четыре года назад…