5

В то время, когда Нечаев начинал новый период своей жизни в Алексеевском равелине, комендантом Петропавловской крепости был генерал от кавалерии Николай Дмитриевич Корсаков, старик 74 лет от роду (умер 1 мая 1876 года), а смотрителем равелина был корпуса жандармов майор Игнатий Михайлович Пруссак. Ему было за 50, и в должности он состоял недолго, с 1871 года (умер 19 апреля 1873 года). А под его началом несли караульную службу солдаты из местной инвалидной команды. В момент заключения Нечаева в равелине находился только один заключенный – «таинственный узник» равелина, несчастный Бейдеман, сидевший в номере 15-м равелина.

Комендант, конечно, был предварен, да и сам мог догадаться, что к Нечаеву, как преступнику совершенно выдающемуся, должны быть применены меры самого тщательного надзора. Случай был исключительный, небывалый еще в практике равелина, и комендант счел нужным обратиться с нарочитым наставлением к смотрителю Алексеевского равелина майору Пруссаку – и преподать ему следующую инструкцию, конечно совершенно секретную:

«Заключенного вчера по высочайшему повелению в Алексеевский равелин, лишенного всех прав состояния, бывшего мещанина города Шуи Сергея Нечаева [набранные разрядкой[2] слова в подлинном предписании тщательно зачеркнуты] предписываю содержать в отдельном каземате под № 5, под самым бдительным надзором и строжайшею тайною, отнюдь не называя его по фамилии, а просто нумером каземата, в котором он содержится, и расходовать на продовольствие его по 50 коп. в день.

Причем в дополнение к имеющимся у вас правилам относительно наблюдения за заключенными в равелине считаю долгом подтвердить к точному и неупустительному исполнению:

1. Ключи от нумеров арестованных хранить лично при себе.

2. Вход к арестованным утром для уборки, подачи чая, обеда, ужина и во всех других случаях производить не иначе, как в своем личном присутствии.

3. Посещая арестованных, каждый раз обращать особенное внимание на окна, железные решетки, полы и печи и на прочность замка у дверей.

4. При каждом нумере, в котором содержатся арестованные, иметь отдельные посты, и, кроме того, к окну последнего доставленного преступника ставить с наружной стороны на ночь часового.

5. Заключенного вчера преступника ни в сад, ни в баню без личного моего приказания не выводить.

6. Стрижку, в случае надобности, волос производить также с личного моего разрешения в вашем присутствии и непременно одним из людей равелинной команды.

7. Обратить строгое внимание на нравственность и увольнение со двора нижних чинов, отпуская их не иначе, как с соблюдением указанного в инструкции порядка.

Что же касается лично вас, то я убежден, что, сознавая всю важность занимаемого места и то особенное к вам доверие, вы, конечно, не позволите себе не только выхода без разрешения моего из крепости, но и отлучек из самого равелина, исключая служебных случаев».

Инструкция была затребована в III Отделение и по просмотре не встретила возражений.

Но в тот порядок содержания заключенных в равелине, который определялся этой инструкцией, были внесены изменения введением нового института окарауливания. Появление столь прославленного революционера в Алексеевском равелине заставило власти насторожиться и подтянуться. Тот надзор, который был установлен для равелина и осуществлялся часовыми из местной команды, отряженной в равелин, под непосредственным наблюдением смотрителя и его помощника, показался высшему начальству недостаточным, и оно ввело новое звено в ту цепь, которая сковывала заключенного: учредило в равелине институт т[ак] н[азываемых] присяжных унтер-офицеров. Они были подчинены смотрителю, но им принадлежал прямой и неуклонный надзор и за арестованными, и за теми, кто их караулит, т. е. часовыми, – в сущности, они наблюдали и за смотрителем [для Петропавловской крепости наблюдательная команда за внутренним порядком в арестантских помещениях крепости, состоявшая из 12 присяжных унтер-офицеров, была учреждена по высочайшему повелению 23 февраля 1870 года].

Присяжные несли суточное дежурство. Дежурный унтер-офицер должен был неотлучно находиться в равелине и помещаться в одной из комнат, в сущности в камере равелина; поддежурный должен был выходить с арестованными на прогулку и в баню, а остальное время неотлучно пребывать в помещении для команды, находившемся при равелине, и быть наготове заменить дежурного в случае его болезни. Присяжный обязан был смотреть за часовыми и за дневальными, наблюдать чистоту и порядок в доме, следить за действиями арестованных «с большой осторожностью и незаметным для них образом чрез стекла, устроенные в дверях арестантских помещений». Присяжному строжайше запрещено было входить в разговор с арестованными и принимать от них какие-либо заявления. Ключи от камер были у смотрителя, и без смотрителя двери камер не открывались. Инструкция рекомендовала вообще не открывать камеры более трех раз в сутки: утром для уборки, днем для обеда и вечером для вечернего чая. Все эти операции производились в присутствии смотрителя; вывод заключенного на прогулку в сад или в баню производился самим смотрителем при дежурном присяжном. Если в камеру входил кто-либо из лиц, имеющих на то право (шеф жандармов, комендант, доктор, священник), то кроме смотрителя их должен был сопровождать и присяжный и оставаться в камере; только получив специальное приказание смотрителя, он мог оставить арестованного и ждать окончания визита за дверью. Вот вкратце обязанности присяжных унтер-офицеров по специально составленной для них инструкции.

Для осуществления жандармского надзора были назначены в марте 1873 года унтер-офицеры: Захар Федоров, Афанасий Мартынов, Александр Александров, Николай Исаков. Последние два прослужили в равелине вплоть до катастрофы, которая разрушила равелин и сломала их личную жизнь.

Для того чтобы общий очерк условий заключения вышел полным и картина жизни в равелине законченной, к той характеристике уклада заключения, которую дает только что приведенная инструкция, остается добавить немногое.

На заключение в равелине и на освобождение из равелина требовалось специальное высочайшее разрешение. Сношения заключенного с внешним миром обрывались, лишь только он переступал мост, отделявший равелин от остальных помещений крепости. Заключенный должен был забыть, что за стенами равелина у него оставались друзья, родные. Лишь в исключительных случаях, вызывавшихся нарочитыми соображениями, давались свидания и дозволялась переписка – всякий раз с высочайшего разрешения. Самое употребление письменных принадлежностей позволялось в силу особого разрешения; как правило, они не допускались в камере. Чтение тоже должно было быть разрешено, но для удовлетворения этой потребности существовала библиотека равелина, в которой держались преимущественно книги духовно-нравственного содержания. Правда, давались книги и из библиотеки Трубецкого бастиона, но это делалось не всегда, да и там библиотека долгое время не пополнялась. Вход в камеры равелина, помимо служащих в самом равелине, был дозволен шефу жандармов, коменданту, врачу и священнику; последним двум – «в крайнем случае, с личного приказания коменданта».