Книги

Ужас ледового террора

22
18
20
22
24
26
28
30

Внезапно среди всего шума я услышал звук электростартера. Ротор вертолета начал очень медленно вращаться. В стеклянной кабине я мог разглядеть силуэты двух мужчин. Третий, один из охранников, поспешно снимал со всех сторон вертолета стопоры и веревки. В моем револьвере осталась только одна пуля. Я тщательно прицелился и попал в цель. Часовой вскрикнул и начал дергаться. Он кричал так громко, что стрельба на мгновение прекратилась, когда все уставились на него.

«Тамара, дай мне что-нибудь выстрелять».

— Просто используй мой пистолет. Там еще шесть пуль, — сказала она, протягивая мне «Макаров».

Себе она оставила Пепе 22-го калибра. То, что она без колебаний дала мне свой собственный револьвер, было жестом, который я никогда не забуду. Она уставилась на вертолет. Двигатель работал на полную мощность, чтобы прогреться. «Они разобьются в этот шторм».

«Возможно, но мы не можем сидеть здесь и смотреть. Они хотят сбежать, и если им это удастся, они начнут все сначала. Хуже того, они оставили включенным передатчик, и вы слышали, что сказал об этом Зембла.

"Но я думала, что в комнате..."

«Это была просто новая основная система управления, которую они устанавливали. Мы положили этому конец, но второй передатчик где-то в другом месте. На самом деле я ждал его с другой стороны ворот, где мы видели все эти огни».

«Это означает, что никто не сможет остановить бурю за несколько часов. По крайней мере, если Зембла говорил правду. Тогда погодой больше никогда нельзя будет управлять!

" Да . И беда в том, что Зембла обычно прав.

Стрельба возобновилась, когда вертолет медленно и неуверенно взлетел. Он качался взад-вперед. Стрельба была остановлена во второй раз, когда дверь кабины распахнулась. На пассажирском сиденье я заметил худощавую, мускулистую фигуру Тохела. Его нога держала дверь открытой настежь. В правой руке у него был кольт, который он поддерживал согнутой левой рукой и целился на нас. Он крикнул что-то, чего я не понял. Судя по всему, крик предназначался для Земблы, выступавшего в роли пилота. Вертолет слегка накренился и заскользил в нашу сторону.

«Ублюдок! Я кипел от гнева. — Он летит на нас, чтобы прикончить нас, как кроликов! Не опускай голову, Тамара!"

— Хорошо, — сказала она твердым голосом.

В долю секунды нам пришлось выбирать. Если мы выберемся из нашей баррикады, люди Земблы нас расстреляют. Если мы остаемся на месте, нас подстрелят сверху. Разочарование и гнев охватили меня, когда вертолет подлетел ближе.

"Проклятые ублюдки!" - Я услышал собственное рычание. Моя рука сжала пистолет. Я действовал с отчаянной и безрассудной резкостью. Я прыгнул между ящиками. Острая боль пронзила мое раненое плечо и грудь, когда я наткнулся на тяжелое дерево. Доски отскочили, ящики упали. Я прыгнул во двор под приближающийся вертолет. Я мельком увидел удивленное лицо Тохеля . Он реагировал инстинктивно, быстро, благодаря годам тренировок. Ствол его кольта-магнума калибра 357 метнулся в мою сторону и выстрелил. Тяжелая пуля обожгла мне руку и проделала длинную дыру в рукаве. Пистолет Макарова влетел из рук и упал в нескольких ярдах от меня.

Я услышал смех Тохеля. - "Попробуй достать его Картер!".

Я нырнул за оружием, перевернулся и неуклюже вынул его из-под тела. Пистолет грохнул, дернулся и снова грохнул. Мое тело будто принадлежало двум разным людям. Мой левый бок пылал от боли и был почти парализован; моя правая сторона была в норме, несмотря на новую рану. Вертолет слегка качнуло. Зембла не могла удержать его в вертикальном положении на сильном ветру. Возможно, его тоже потрясли мои выстрелы. Тохель выстрелил и промазал. Он раскачивался взад-вперед, пытаясь нейтрализовать качку. Его массивные тупые пули врезались в снег рядом со мной.

Тамара стояла на коленях, прислонившись головой к ящику. В перерывах между залпами я услышал ее пронзительный крик. В первый и единственный раз я видел, что она была напугана до истерики. Я почти инстинктивно выпустил третью пулю. Я увидел, как секундой позже Тохель внезапно съежился, словно присел на корточки на пороге. Его глаза вылезли из орбит. Его голос издавал звуки, которые были не словами, а бессмысленным кашлем. Он закашлялся, закричал и нажал на курок своего пустого «Магнума». Он напрягся и задрожал. Затем он медленно наклонился вперед и упал с вертолета.

Тохель с глухим стуком ударился о землю. Ошеломленные, его люди смотрели в напряженном молчании, как будто не могли понять, что их вождь мертв. Я молча сидел во дворе, покрытом льдом. Я чувствовал слабость и тошноту. Единственным звуком был тихий всхлип Тамары и внезапное ускорение вертолета, когда Зембла взлетел вверх и полетел прочь.

Тошнота прошла, а слабость нет. Я встал на колени, не обращая внимания на риск быть застреленным людьми вокруг меня. Я наклонился вперед, навстречу ветру винта вертолета. Макаров рвало и дергало, как будто у него была собственная жизнь. Мои последние три пули просвистели в хрупкие баки высокого давления. На мгновение я испугался, что стрелял слишком поздно, а вертолет уже летел слишком высоко. Но затем главный винт начал издавать странные скрежещущие звуки. Вертолет грохотал и трещал, пока Зембла пыталась им управлять. Он раскачивался и взлетал все выше и выше над гасиендой. Потом внезапный шок. Он начал скользить вниз. Что-то разорвалось, и над нами пролетел кусок металла. Мы услышали небольшой взрыв. Мгновение вертолет завис неподвижно. Крошечное пламя лизнуло капот. Затем он нырнул по большой дуге и врезался в другое крыло главного здания гасиенды.

Со страшным толчком вертолет врезался в соседнее здание вместе с Земблой. Меня бросило на землю. Куски стены летели по двору вместе с балками, окнами и кладкой. Крыша рухнула в том месте, где вертолет пробил большую дыру. Голодное пламя полыхало высоко в небе. С головокружением я вскочил на ноги. Я ничего не сломал, но мой уже поврежденный нос теперь непрерывно кровоточил. Задыхаясь, я наткнулся на ящики, чтобы найти Тамару. Мы должны были уйти отсюда. Моя ощупывающая рука коснулась ее мягких изгибов. На мгновение она прижалась ко мне и нежно провела моими пальцами по своим светлым волосам. Защищенная ныне разрушенной баррикадой, она не пострадала.