— Я могу сказать по твоим глазам, что тебя это действительно не волнует, не так ли, я имею в виду то, какой я была в прошлом.

— Меня это нисколько не беспокоит, — признался я ей. — Меня интересует только то, кто ты сейчас: замечательный, искренний человек.

Она несколько раз всхлипнула, когда прозвенел звонок, и кто-то крикнул:

— Готово!

Она вытерла глаза и улыбнулась:

— Фостер, впервые за много лет я почувствовала себя хорошо именно сейчас — благодаря тебе.

— У тебя есть все основания чувствовать себя хорошо, и я надеюсь, что так будет всегда.

— Мне лучше принести тебе ужин, прежде чем я разрыдаюсь, — а затем она встала и быстро ушла.

Я сидел в платоническом экстазе. Эта прекрасная женщина, казалось, искренне полюбила меня, что было редкостью в моей жизни, полной уединения. Больше всего меня радовало то, что мои слова помогли ей составить более позитивное представление о себе.

Когда мне принесли обед, это был повар в фартуке, а не Мэри.

— Простите, сэр, но вашей официантке нездоровится. Всё рыдает из-за чего-то.

— О, я думаю, это из-за беременности, — сказал я, — до этого момента она была просто замечательной.

— Приятного аппетита, сэр.

Ужиная этой роскошной едой, я обратил внимание на лакированные таблички, установленные на стенах, это были именные доски с названиями старых кораблей: «Королева Суматры», «Колумби», «Хэтти». Я не мог понять почему — и, возможно, это было отвлечение от божественной трапезы, но… эти имена мне что-то говорили.

Суп оказался лучше всего, что я ел в Провиденсе, а полосатый окунь, возможно, был лучшим, что я вообще когда-либо ел. Ближе к концу трапезы я чувствовал себя самым грешным обжорой, особенно в столь голодные времена.

Мэри вернулась — посвежевшая и успокоившаяся — она убрала со стола и снова села напротив меня. Я хотел сделать ей несколько комплиментов, но её взгляд сказал мне, что её что-то беспокоит.

— Что ты сказал раньше, Фостер, — начала она, — o Сайрусе Зейлене? Ты сказал, что снова с ним встретишься?

— Да, завтра в четыре, — я знал, что ей это не нравится, поэтому хотел её успокоить. — Это только для того, чтобы купить копию фотографии Лавкрафта, так что твоему брату не придётся расставаться со своей. Зейлену потребовалось время, чтобы отпечатать её с негатива. Но после этого, я даю тебе слово, что это будет последний раз, когда я пересекусь с этим человеком.

— Это хорошо, Фостер. Он ужасный человек и очень скользкий.

А также отец одного из твоих детей, — мелькнула у меня тёмная мысль в голове. — Но он больше никогда тебя не побеспокоит, Мэри. Я позабочусь об этом. Дальше я продолжил беззаботным голосом: