Вскоре над захваченными вражескими позициями взвился красный флаг, после чего я доложил архиепископу Ионе об окончании учений и нашей полной победе.
Если судить по лицам зрителей, то устроенное нами шоу полностью удалось. Родовитые бояре, кажется, стали ниже ростом, а попы едва не шарахались от меня как черт от ладана. Точку в затянувшейся неловкой паузе поставил владыка. Иона обнял меня, как сына, и, троекратно расцеловав, заявил:
— Порадовал ты меня, боярин Томилин, есть теперь у веры православной надежная защита и опора! Поручаю тебе до весны стрелецкий полк набрать, обучить и вооружить! Отказа ни в чем тебе не будет!
— А сколько стрельцов в этом полку должно быть? — спросил я архиепископа.
— Набирай, боярин, для начала еще пять сотен. Я думаю, казна новгородская такое выдержит, а будущим летом решим, как дальше быть. Дорого обходится твой огненный бой, но я вижу, он того стоит!
— Будет исполнено, владыко! — по-военному козырнул я.
— Ну что теперь скажешь, Лука Федорович? — обратился Иона к степенному тысяцкому. — Ты главный противник огненного боя был и наветы на боярина Томилина едва не каждый день мне слал. Ответствуй, степенной тысяцкий, смогут твои дружинники в огонь без страха пойти, как стрельцы боярина Томилина, или нет? Чего молчишь, будто в рот воды набрал? Твое ополчение после первого же пищального выстрела за Волхов сбежало! Не быть тебе степенным тысяцким, буду просить народ православный на вече выкликать тысяцким Никифора Сторожевского, тысяцкого Славенского конца, а тебе на покой пора!
«Вот какие политические баталии, оказывается, развернулись во властных новгородских кругах, пока я занимался дружиной и строил свою усадьбу. Теперь нужно держать ухо востро, иначе можно в одно прекрасное утро и не проснуться», — подумал я, глядя на злую рожу Луки Федоровича.
После отповеди владыки степенной тысяцкий покинул мероприятие, а ко мне выстроилась настоящая очередь бояр, желающих выразить свое восхищение проведенными учениями. Политика дело грязное, и я прекрасно понимал, что бояре хвалят меня вынужденно, а на самом деле моя близость к владыке для многих как красная тряпка для быка. Если раньше я не встречал прямого сопротивления, так как большинство бояр просто не верили в успех затеи со стрелецкой сотней, то теперь начнется настоящее противодействие. По притворным маскам одобрения на лицах бояр было прекрасно понятно, что моя спокойная жизнь закончилась и теперь за меня возьмутся всерьез.
Примерно через полчаса стрелецкая сотня, с триумфом проведшая показательные учения, выстроилась на плацу перед владыкой, и он лично вручил мне боевое знамя с вышитым на нем ликом Андрея Первозванного, которое я как бы невзначай попросил архиепископа благословить.
Владыка мгновенно сориентировался в ситуации и, благословив знамя, толкнул настоящую речь по этому поводу. Правда, затем Иона укоризненно шепнул мне на ухо, что такое дело нужно было свершить у стен Софийского собора, а не на учениях, но было уже поздно. Чтобы оправдаться в своем промахе, я заверил архиепископа, что стрелецкий полк будет приведен к присяге в детинце по заранее согласованному с владыкой плану.
После торжественного прохождения стрелецкой сотни под боевым знаменем колонна сияющих от счастья бойцов отправилась в казарму на праздничный обед, а я стал прощаться с гостями. На этом раздача слонов и пряников завершилась, и владыка со свитой уехал в Новгород.
Глава 22
Праздничное настроение не покидало меня ровно три дня, но эйфория от успехов быстро проходит, а затем проза жизни снова ставит размечтавшегося индивидуума на место. Так произошло и на этот раз. Утром четвертого дня после показательных учений стрелецкая сотня походным маршем отправилась из загородного тренировочного лагеря на Томилино подворье. Стрельцы разместились в пахнущей свежей стружкой только что выстроенной казарме и занялись обустройством на новом месте.
Чтобы бойцы не маялись дурью от безделья и не растеряли наработанных за время учебы навыков, я сразу организовал караульную службу в усадьбе, а также круглосуточное патрулирование улиц и переулков Славенского конца. Хотя Томилино подворье занимало внушительную территорию, но свободного места для полноценных тренировок стрельцов катастрофически не хватало. Мне даже пришлось пойти на поклон к монастырской братии Павлова монастыря и озаботиться расчисткой стихийной свалки под монастырскими стенами, на месте которой бойцы соорудили спортивный городок. Спортгородок мы оборудовали примитивными тренажерами, турниками и брусьями, изготовленными по моим эскизам. Конечно, по меркам двадцать первого века самопальные тренажеры выглядели весьма убого, но для реалий Древней Руси у нас получился настоящий олимпийский стадион.
Дурной пример заразителен, поэтому бывшая свалка вскоре стала местом паломничества местной молодежи, которая с огромным интересом следила за тренировками стрельцов в тельняшках. Через некоторое время практически все окрестные пацаны забросили привычные игры и часами висели на турниках и брусьях, подражая моим бойцам.
Примерно через неделю после переселения стрелецкой сотни на Томилино подворье старшины в полном объеме возобновили тренировки личного состава, а я уселся за доработку под новые условия Устава гарнизонной и караульной служб, написанного еще в Верее. Помимо переписывания устава мне пришлось заняться составлением плана теоретических занятий по тактике применения огнестрела, а также графиком караулов и хозяйственных работ. Чтобы закрепить теоретические знания на практике, требовались регулярные выходы в поле на ротные учения, кроме того, нужно было проводить регулярные стрельбы.
Строевая подготовка, рукопашный бой и тренировки в спортгородке — это, конечно, замечательно, но стрелец прежде всего должен уметь хорошо стрелять, потому он стрельцом и называется, а патроны, свинец и порох стоили серьезных денег. В общем, для стрелецкой сотни началась настоящая воинская служба, скопированная мною из будущего, а для меня — настоящая каторга и растрата личных денег.
Когда основные организационные вопросы были решены, я приступил к подготовке развертывания стрелецкой сотни до размера полка, но неожиданно начались проблемы с финансированием. Формально в администрации архиепископа мне ни в чем не отказывали, просто распоряжающиеся казной черноризники стали запускать меня по кругу, прозрачно намекая на солидные откаты от выделяемых на создание стрелецкого полка сумм. Я, конечно, не с Луны свалился и прекрасно понимал, что платить чиновникам за содействие придется, но попы требовали откатить половину от заявленных сумм, а остававшихся денег даже на развертывание двух полноценных рот не хватит. Сначала я пытался договориться с чиновниками полюбовно и тупо обивал пороги кабинетов администрации архиепископа, располагавшейся в детинце на Владычном дворе, но, видимо, попы приняли такое поведение за проявление слабости и стали со мной разговаривать сквозь зубы.
В конце концов все это меня достало, и я настучал владыке на особо оборзевших мздоимцев. Архиепископ долго не разбирался и сослал пару не в меру рьяных бюрократов для покаяния в дальние монастыри, но после этого случая стало только хуже. Против боярина Томилина ополчилась вся поповская рать, и теперь по любому самому мелкому поводу от меня начали требовать грамоту за подписью владыки. Формально придраться к саботажникам было невозможно, но если архиепископа беспокоить по мелочам, то выйдет себе дороже. Я напряг на всю катушку Расстригу, однако Мефодий еще только начал вживаться в окружение архиепископа и, кроме информационной поддержки, ничем мне помочь был не в состоянии.