Рэй и Фиона Олдридж жили в местечке под названием Тутинг Бек на другом конце боро. Они пришли навестить меня и познакомиться. Майко проводил их в мою комнату и оставил нас наедине.
Фиона оказалась миниатюрной, с морщинистым лицом и гусиными лапками вокруг глаз, вздернутым носиком и волнистыми волосами, криво подстриженными под боб, как будто она сама орудовала ножницами. В ушах у нее висели серьги в форме колокольчиков, и общую безвкусицу усиливал плотный джемпер в красно-зеленую крапинку. Я сразу раскусила эту особу: она из тех, кто одевается беднее, чем позволяют средства, а деньги тратит на спасение китов. Такие готовы усыновить и трехногую собаку.
Фиона подсела ко мне на кровать, как будто мы с ней давние подруги, и заговорила с аристократическим акцентом, мягко и очень вежливо. Рэй, худой и опрятный, больше помалкивал. Он стоял у двери, смотрел в сторону и явно скучал.
После того как представления закончились, говорить стало не о чем.
Потом Фиона спросила, когда у меня день рождения.
– А вы как думаете? С именем Холли?[6] – ответила я вопросом на вопрос.
Фиона улыбнулась.
– Очень красивое имя. Полагаю, ты появилась на свет под Рождество?
– Так все говорят. Только день рождения у меня в июне.
– В июне? Что ж, хорошее время. Остролист ведь круглый год зеленый, верно?
– Правда?
– Да, мне так кажется.
– А как же ягоды?
– Ягоды? Они появляются только зимой, я полагаю.
Отлично. Стало быть, я – остролист без ягод, одни колючки. Думаю, тогда мне и пришло в голову, что Фиона тоже из породы могитов, несмотря на все эти улыбочки, кивки и дружеские посиделки на кровати.
Не знаю, что на меня нашло, но я взяла Розабель с подушки, сказала, что это моя любимая собачка из Ирландии, и спросила, можно ли и ей войти к ним в дом. Потом я принялась гавкать. «
Они в общих чертах описали свой дом и комнату, которую приготовили для меня. Потом оба пожали мне руку, словно я для них бизнес-проект, и ушли.
Вскоре ко мне заглянул Майко и спросил, что я думаю.
– Могиты, – сказала я. – Оба. Сто процентов.
– О, Холли, – покачал он головой. – Это все, что ты можешь сказать?