Ловфул Гуд? Хотя, если они такие коллективисты, как про них говорится, то это и не удивительно. Впрочем, здесь не D&D, где законники не могли ни на йоту отклониться от выполнения взятых на себя обязательств. А посему пусть делает выбор.

— Выполнением своего договора с ворами вы убьете всех не-селки, кто находится в этом помещении. Аранеи, литари, светлые эльфы — все. Это, по-вашему, приемлемо? И если я виновна перед вами, то обязана ответить за свои действия именно ради них — не себя и не вас.

На некоторое время все стихло. Селки думал, а я ждала его ответа.

— Хорошо. Мы побудем тут, под землею, до суда. Но отпустить своих телохранителей я не смогу. Найдете кого-нибудь из светлых эльфов и литари, кому я смогу довериться?

— Не араней? — уточнила Бринастра. — Мой народ выполняет только приказы своего матриарха. Мои.

— Вы были в логове, когда уносили шубки. Тогда я этого не понял, а сейчас вижу свою ошибку. Так что вы тоже можете быть замешаны в случившемся. Из-за этого я не могу довериться вам. Простите.

— Я даю вам слово, что пока мой отряд сопровождал тюки со шкурками, с ними ничего не происходило. Клянусь в этом всем тем, что всегда связывало наши народы.

— Пусть она примет свою гуманоидную форму, — слабым голосом произнесла эльфийка.

Стушевалась, почему-то, Бринастра.

— Я поняла, — ответила она. — Согласна, вы не можете мне доверять.

— Чего еще я о вас не знаю? — уточнила я.

— Далеко не все из нас, кто принимает форму дроу ведут себя не как слуги паучихи. К сожалению. Таких немного, но они есть. В данной ситуации селки не могут считать меня абсолютно надежной.

— Для охраны — да, — продолжил Алнесавин. — Но вашим словам я готов поверить. К сожалению, это мало что дает. Моя дочь была убита лишь на следующий день после того, как шкурки забрали из тайника. Вы наверняка уже не следили за ними.

Я замерла. Расклад, известный мне, не складывался никак. А потом я поняла и то, что слегка царапнуло меня ранее в словах Алнесавина.

— По моим сведениям, шубка была уничтожена только вчера после полудня. И ее не сожгли, а порвали на части, — осторожно заметила я.

— Лжешь! Ты прекрасно все знаешь! — взвилась со своего ложа эльфийка-селки. Она подскочила ко мне вплотную, и прямо мне в лицо закричала. — Шубку нашей дочери сожгли! Просто бросили в огонь, где она и сгорела целиком! Знаешь, как пахнет горящая плоть? Знаешь, как кричит твоя заживо сгорающая дочь? Знаешь, что она чувствовала, умирая…

Селки поперхнулась, а ее взгляд внезапно стал осмысленным, и в нем проявился… Шок?

— У меня никогда не было детей, — сквозь зубы прошептала я, с трудом сдерживаясь. — Но я знаю другое. Как пахнет твоя собственная горящая плоть. Как ты хочешь закричать в огне, но не можешь, потому что жар опалил твое горло, и ты можешь только сдавленно хрипеть. И да, я отлично знаю, что чувствует тот, кто горит заживо.

Селки попятилась. А я уже не соображала ничего. Вообще. Следующие несколько минут выпали из памяти совершенно. В себя я пришла сидящей на ложе, и плачущей навзрыд. А еще недавно готовая разорвать меня эльфийка-селки обнимала меня, и тоже плакала.

Народ молчал.