Эскадра почти двое суток тащилась до базы, и там, сдав раненых медикам, способные держаться на ногах оказались в центре расследования. Ситуация выходила неудобная. С одной стороны явных виновных нет – удалённым наблюдением Химе от прочих Глубинных не отличить. С другой – кто-то должен ответить за потери. В итоге ошибкой признали действия, направленные на попытку захвата линкора. Отдавшего приказ офицера сняли с должности, а штаб базы и состав канмусу подвергли частичному переформированию. Так Мири, сменив еще несколько мест службы, и оказалась в эскортном отряде «Атланты».
Но в этом же бою всё было не так.
Всего через несколько секунд ледяная тяжесть, от которой подгибались колени и тряслись руки, внезапно ослабла и странным образом почти исчезла, оставив лишь будоражащий холодок по нервам, принесший непередаваемое словами ощущение «локтя»: то чувство, когда в бою понимаешь, что рядом – только свои, кто и поможет, и поддержит, и подстрахует от ошибок.
Сейчас, перебирая в уме свои действия во время боя у мыса, Мири отчетливо выделяла эпизоды, когда она, сама тогда этого не замечая, ускорялась, притормаживала, или делала что-нибудь вроде бы интуитивно, но в результате её манёвры оказывались практически идеально согласованы с действиями других канмусу. Даже с теми, которых она в принципе видеть не могла.
Это было… эффективно. И пугающе. Уж слишком это было похоже на то, что в том давнем бою демонстрировали безмозглые Глубинные под командованием не замеченной вовремя Химе – одной из тех, кто разрушили людскую надежду на то, что канмусу смогут переломить ход борьбы с Глубинными в свою пользу.
То, что произошло, слишком близко стояло к тому, что до этого дня было лишь пугающей сказкой – возможность прямого контроля человеческого разума. Люди и канмусу боялись новой эволюции Глубинных… Того, что они станут еще больше, сильнее и умнее, но опасность скрывалась, кажется, совсем с другой стороны. Ещё один вопрос, ответ на который придётся искать, потому что если он найдется сам… Он может стать не ответом, а приговором.
Несмотря на то, что после совещания мне была официально выделена личная жилплощадь – подземная база рассчитывалась на то, чтобы при нужде вместить весь имеющийся персонал, и места там более чем хватало, – я, искренне сказав спасибо и взяв ключ от пустующего шестиместного кубрика, все же предпочел ночевать снаружи.
Нет, пребывание в лишенном солнца искусственном лабиринте меня ничуть не напрягало и не вызывало дискомфорта, но, имея в качестве альтернативы берег теплого моря… В общем, вопрос выбора даже не стоял.
Так что еще одну ночь на Тиниане я провел на уже привычном пирсе, постелив на бетон несколько тонких, пористых матрасов, позаимствованных с коек на базе. Еще к концу первого курса в училище научился весьма сносно устраиваться спать на различных твердых поверхностях – вся тонкость была в том, чтобы принять такую позу, в которой мышцы тела играли бы роль естественных «подушек». А уж сейчас, имея такие замечательные матрасики, я улегся и вовсе по-королевски.
Рядом, на косо уходящей в воду плите, устроились Глубинные крейсера, причем уже все трое, а дальше в море расположились покачивающиеся на легкой волне эсминцы. Кроме тех, кому было поручено охранять прорубленный в рифе проход в коралловую бухту с «грядкой» и лабораторным плотом Мэг.
И, кстати, оная персона и была первой, с кого началось утро следующего дня.
– Рэм? Рэ-э-эм? Может, ты уже встанешь, а? Водой тебя поливать бесполезно, понимаю, но я могу и песочком посыпать…
– Не надо песочком, сейчас… – ответил я, открывая глаза. Странное дело – по ощущениям для нормального отдыха мне было достаточно трех-четырех часов сна, но с другой стороны я, кажется, мог пребывать в блаженной, но чуткой дреме и несколько суток кряду. Что это, еще одна причуда глубинной физиологии для жизни в открытом море?
Встав, ополоснувшись в море и одевшись, я, наконец, предстал перед Тиллерсон, сидевшей на пирсе скрестив ноги по-турецки и жевавшей что-то, похожее на шоколадный батончик.
– Ты ночевала на плоту? И как там «цветочек»?
– Угу! – кивнула та, проглатывая кусок. – Все просто отлично! Вовсю машет своими лепестками. Данные идут, на краткие импульсы ультразвука он реагирует вполне сносно. Оказывается, у него внутри есть несколько заключенных друг в друга оболочек, разделенных жидкостями различной плотности и проницаемости, но вот что они… А тебе как, вообще интересно все это слушать?
И девушка искоса поглядела на меня.
– Знаешь Мэг, если я был курсантом военно-морского училища, это еще не означает, что я – шаблонный медноголовый солдафон, интересующийся лишь пушками, бабами и выпивкой. Я, к слову, еще в школе любил читать книги о море, и до сих пор помню, как по латыни называется длиннокрылая акула – «Кархариус лонгиманус»!
– Да ты что?! – со смешком всплеснула руками Мэг. – Да мы, считай, почти коллеги!
– Будешь ёрничать – лишу сладкого, – прищурился я. – В смысле – доступа к своему уникальному и загадочному организму. И Глубинных изучать помогать не буду. И вообще – Сэнди на тебя пожалуюсь.