Море, солнце, близкий берег – весь мир вокруг меня словно бы исчез, а в ушах, как в бесконечных переходах, зашептали тысячи призрачных голосов, и я будто наяву увидел темную, пронизанную токами подводных течений, густо-синюю бездну, увлекающую меня все ниже и ниже, в беспросветный мрак.

Но он вовсе не был необитаем.

Там парили мириады синих, красных и зеленоватых огней, то рассыпающиеся в стороны, то собирающиеся в стайки вновь.

Целые сонмы теней вращались гигантским хороводом над чем-то соразмерным, похожим то ли на громадный, мерно сокращающийся цветок, свитый из алых и голубых потоков, то ли на полупрозрачную чудовищную актинию…

Здесь, на немыслимой глубине, видимой мной как через не слишком чистое стекло, реальность и иррациональность, материальный мир и некая мистика, будто теряли четкую разделяющую грань, чьей-то могущественной волей или стихийной силой облекая в физические формы то, что веками накапливалось в морях.

Осколки человеческих душ, намертво прикипевших к шпангоутам, переборкам и броневой стали… Отзвуки последних пережитых яростных эмоций и желаний… Бережно сохраненные вечной бездной призраки кораблей, давным-давно рассыпавшихся ржавчиной на дне или распиленные на металл на суше… Все это собиралось в этом неизвестно кем разожженном горниле, чтобы восстать из небытия и обрести новую, неясно как воплощенную, но хищную жизнь.

Я пошатнулся, но тут же почувствовал плечо и прохладные руки, поддерживающие меня и не дающие упасть.

И сразу стало легче.

Прикосновения Глубинных, завораживающие видения, рассыпающиеся по нервам и мышцам уколы и струйки острого холода, воспринимались частью моего сознания, как нечто правильное, как последние, завершающие кусочки мозаики, собирающие меня во что-то полное и законченное.

– Рэм… Скажи… Ты – это еще ты? – выдернул меня из неизвестно сколько длившегося медитативного состояния знакомый голос.

– Да, а что…? – спросил, сам понимая, что кривлю душой. Что-то во мне поменялось, и поменялось разительно. Иначе, по новому, ощущалось все – собственное тело, окружающий мир и особенно океан – бескрайний, благодушный, свой… Это новое чувство, похожее на щекочущее эхо в затылке, даже без участия зрения четко отслеживало всех, присутствующих на воде и под ней. И более того – ясно давало знать, что в миле от берега у дна еще кто-то есть.

– Да как тебе сказать… Посмотри под ноги для начала.

Я помнил, что провалившись в видения чужой, нечеловеческой памяти и окруженный Глубинными, я находился по пояс в воде. Теперь же я стоял на ней, ощущая морскую гладь голыми ступнями так, как будто прямо под поверхностью воды появился второй, упругий и толстый слой. Он пружинил, слегка прогибался, но легко держал меня. Но также я знал, что стоит мне захотеть, и вода снова станет прежней, скрывая меня от посторонних глаз, и отныне не убьет даже на самой большой глубине.

– Нда… Так я что, теперь тоже канмусу? Канмусун, так сказать…

– Боюсь, что нет, – нервно усмехнулась «Атланта». – Полюбуйся на себя.

И девушка вытащила из своего снаряжения и метнула мне небольшой предмет. Машинально пойманный, он оказался квадратным зеркальцем из полированного металла в резиновой окантовке. И, поднося его к лицу, я уже был готов к тому, что я увижу.

Я обычный парень, чуть выше среднего роста, не красавец и не урод. Темные волосы с уставной прической, прямой нос приемлемых размеров, подбородок, брови как брови – ничего примечательного… Все и осталось по-прежнему, кроме, разве что глаз.

От привычного серого цвета не осталось и следа – белок имел четкий голубоватый оттенок, а радужка… Она целиком была залита прозрачной, густой, флуоресцирующей синью с фиолетовым кружком зрачка.

«Вот и приехали, мля… Я теперь как фримен из «Дюны»… Только морской. И карманных Шай-Хулудов у меня целая компания…»

– И что теперь? – спросил я «Атланту» и слегка развел руками, обозначая и себя, и свое окружение. – Несмотря на все это и весьма занятные ощущения, я как-то не испытываю непреодолимого желания жрать корабли и убивать людей с канмусу. И раз они меня слушаются, то и им не позволю.