А я словно упал в ступор, пытаясь понять, каким образом ей удалось освободиться. Неужели Андрей? Но как? Даже если Радич уже получил послание, то они всё равно не могли за столь короткий срок достать те бумаги… и флешку.

Я отстранил её от себя, схватив за плечи и напряжённо вглядываясь в такое любимое лицо, будто наполненное сейчас сиянием радости и заботы.

– Что за чертовщина? Кто тебя освободил?

Дарина прильнула ко мне, прижавшись щекой к груди, и я закрыл глаза, наслаждаясь прикосновением к ней и её запахом… Запахом, которого, чтоб мне сдохнуть, не было.

– Это не важно, Максим. Боже, любимый! – она приподнялась на цыпочки, прижимаясь к моим губам. – Я так рада, что всё это закончилось.

Я ответил на поцелуй, жадно сминая пухлые губы, кусая их до крови, и, стараясь не кривиться, когда понял, что это лишь иллюзия вызванная проклятым наркотиком. А после резко развернул её спиной к себе и толкнул на пол, ставя на четвереньки. Разодрал на ней одежду под истошные крики и слёзные мольбы: «не поступать со мной так». Дёрнул её голову к себе за волосы и процедил:

– Здесь я решаю, с кем и как поступать, Свиридова!

Затем одним движением вошёл в неё, намеренно причиняя боль и развлекая, равнодушно наблюдающего, как меня, прикованного, выгибает от дикой разрядки.

Но Лис, видимо, решил разыграть другую карту. Валерия вдруг развернулась ко мне и окровавленными когтями разодрала мою грудь. Я оттолкнул тварь от себя, скорчившись от адской боли, такой сильной, что, казалось, с меня клочьями слезает кожа, обнажая мышцы, которые выкручивало в страшных судорогах.

И я отрубился.

– Зверь, мать твою, ну и заставил ты нас всех поволноваться! – голос Андрея ворвался в сознание неожиданно. Он подошёл к моей постели и улыбнулся. – Знаешь, чего мне стоило вытащить тебя с того света? Будешь мне должен, Макс.

И я разозлился на себя. Разозлился за то, что вдруг на самом деле безумно захотелось оказаться в особняке Воронова, чтобы, как бы это смешно ни звучало, но почувствовать его заботу о себе. Ещё не так давно я и предположить не мог, что мне так сильно будет не хватать братского плеча рядом. И не только в тяжёлые моменты, но и просто в долгие минуты одиночества.

Мысленно встряхнул себя, напоминая о Лисе, который, наверняка, сейчас с огромным удовольствием ждет когда я расколюсь.

Отвернулся от Андрея, чтобы не видеть столь родного лица и произнёс скучающим тоном:

– Я тебя не просил помогать мне, Воронов. Это была твоя инициатива.

А потом было ещё много-много образов. Столько, что я даже перестал их считать. И кадры с моими детьми, и образы Дарины в постели с Дэном, стоны которых я равнодушно слушал, стиснув зубы и удерживая в памяти ощущение той бешеной радости и облегчения, когда понял, что она никогда мне не изменяла. И как апофеоз – Дарина в образе Свиридовой, прыгающая обнажённой на коленях Лиса.

***

Лис приказал вколоть антидот, наконец и рухнул на кресло. Поднёс дрожащую руку с платком ко лбу и вытер пот. Один из его псов поднёс ему бокал, наполненный вином, и Лис тут же жадно его опустошил. Махнул рукой, давая знак снять палача с колонны.

– Отвести в его комнату. Накормить. Как придёт в себя – проводить ко мне.

Псы вынесли обессиленного Мертвого, а Лис принялся анализировать увиденное. К своему удовольствию, ничего предосудительного он в эмоциях подчинённого не обнаружил.