Месть. Я буквально впитывал её жажду мести. Дикую, едва управляемую. Которая стала смыслом жизни, единственным, что придавал силы для дальнейшего существования. Я видел тот день, когда принял решение, видел циферблат часов её глазами, слышал биение её сердца, ощущал её слезы на собственных щеках.

Я на себе чувствовал ненависть, от которой сводило скулы и вскипали мозги. Ненависть, раздиравшую её на части и становившуюся неистовее изо дня в день.

И любовь…Она ворвалась в меня с такой силой, что захватило дух и выбило почву из–под ног. От неё кружилась голова, цепенело тело, сердце начало колотиться с огромной скоростью, разгоняя застывшую в венах кровь. Эта безумная любовь словно проникала под кожу, пробираясь к сердцу для того, чтобы поставить клеймо, чтобы никогда больше не быть отвергнутой мною.

И снова эхо в её мыслях выстукивает как пульс, как сердцебиение: "Максим". Мое имя ее голосом. Делая невозможное, убирая последние преграды, выстроенные когда-то. И камни из этих стен начинают с грохотом падать вниз, превращаясь на обледенелой земле в серые руины. Не было никого другого. Вся моя. Целиком и полностью. Каждой клеточкой тела и каждой частью её истерзанной мною души. Моя. Моя. Моя. Всегда. Вечно моя.

Я провалился в глухую пропасть. Я словно отключился, глядя на монитор остекленевшим взглядом.

Спустя время я слышал лихорадочный шёпот Дарины и вкус её слез на моих губах. А потом жаркое прощание и страстные поцелуи, когда я иступлено целовал её руки, глаза, волосы, губы и что-то шептал ей… успокаивая нас обоих, окунаясь к какое-то призрачное и скоротечное счастье. Такое чудовищное счастье для этого мертвого места.

И вот я стою перед Лисом, безучастно докладывая информацию, полученную от обвиняемой, делая упор именно на убийстве. И буквально через полчаса уже выхожу из его кабинета, получив позволение перевести её в камеру с более приемлемыми условиями. Отдал своим людям приказ сопроводить Валерию в новое место заключения и вышел из комплекса.

А уже ближе к утру я достиг мрачного грота далеко за пределами лагеря. Секретное место, которое я посещал каждый месяц в определённый день, проверяя, есть ли послание от Стефана. Радич обязан был оставить мне сообщение в случае опасности, грозившей членам моей семьи. Чего он по какой-то причине не сделал, позволив Дарине самой схлестнуться с Зарецким. Ну что же, если только всё сложится удачно, серб будет горько сожалеть о принятом решении.

Раз в три месяца он сам обязан был наведываться в эту пещеру и проверять, если ли послание от меня. Это было одним из условий молчания Ищейки о моём местонахождении. Именно когда Стефан его озвучил, я и понял, что не ошибся в нём. Ну что же, уже завтра как раз тот самый день, и Радич прибудет сюда. И уже завтра им с Андреем предстоит разобраться в послании, которое я оставил для них. Дарина – умная девочка, она оставила пути к отступлению…оставила нечто, способное взорвать размеренную жизнь этих роботов и заставить их оставить её в живых. Если только Андрей и Стефан успеют…

Я задвинул камень в уступе стены и вернулся обратно в лагерь. Грёбаная интуиция, никогда до этого дня не подводившая меня, противно нашёптывала, что мы на краю бездны.

***

Меня перевели в другую камеру. Она больше напоминала номер недорогой гостиницы. Но, в любом случае, это уже была комната, а не подвальное помещение. Только узкое окно с решетками напоминало, что я арестантка, и наглухо закрытые железные двери.

Я лежала на узкой кровати, аккуратно застеленной тонким шерстяным покрывалом, и смотрела на белоснежный потолок с включенной лампой дневного света. Этих перемен добился Максим. Я в этом не сомневалась. Сейчас, когда голод отпустил, когда я согрелась под кипятком в маленьком узком душе, я смогла думать. Точнее, анализировать. Если вообще в моем состоянии можно хоть что-то анализировать. Я не могла признать, что простила его… нет. Это не прощение. Скорее, принятия и осознание всего, что произошло с нами за это время. Осознание его поступков. Сомнений не осталось. Они исчезли, как только я поняла, ЧТО он сделал. В тот момент, когда меня парализовало от боли, когда голову обхватило железным обручем, а мучительная боль ослепила и повергла в состояние шока, все вдруг исчезло, Но мы оба не могли пошевелиться. Обмен информацией только при зрительном контакте, и я смотрела в его зрачки, на свое отражение, видела, как наливаются кровью белки, как текут слезы по его щекам. Он не выдерживал эту боль, мою боль. Я видела, как побелело его лицо, как залегли темные тени под глазами, а по телу волнами проходят судороги. Я вспомнила тот, другой раз, когда сжимала его в своих руках. И здесь, сидя на коленях, обнимая его голову дрожащими руками, я поняла, что может произойти все, что угодно – конец света, апокалипсис, не важно, что, но он меня любит. Именно сейчас. Спустя долгие месяцы после нашей разлуки любит. Нет, это не одержимость, не дикая страсть, хотя они, как и всегда, остались, между нами, это осознанное чувство. Взрослая любовь. Мы доросли до нее. Через боль, страдания, агонию, разлуку, но мы изменились. Я и он. Когда Максим кричал мне в лицо, что оставил меня с Дэном, чтобы я была счастлива, я вдруг поняла, что в нем что-то сломалось. Что-то треснуло, отмерло, давая возможность родиться другим эмоциям, которые выросли на руинах эгоизма. Только он не учел одного – я никогда не смогу быть счастливой без него. Все эти месяцы я жила в какой-то иной реальности. Каждый день как пытка. Каждый день – воспоминания и боль, тоска, голод, жажда даже по его запаху, голосу. Словно от меня отодрали кусок меня самой, и это место непрестанно кровоточит, болит фантомной болью, ноет, саднит и не заживает. Затягивается, а потом снова вспарывается до мяса лезвиями воспоминаний. Мне казалось, что, наверное, именно так сходят с ума. Он ушел от нас не потому, что хотел исчезнуть и избавиться, окунаясь в новые острые ощущения и спускаясь на дно, он ушел, чтобы дать мне возможность строить свою жизнь. Я просила его об этом. Я умоляла его не один и не два раза. Потом сама же обвинила в том, что исчез. Я сказала «не люблю» и все равно его чувства не изменились.

«Не целовать тебя, любимая? Не могу!» Малыш…любимая…маленькая…девочка моя…»

Я закрыла глаза, и по телу пошли мурашки от воспоминаний о том, как он страстно и яростно любил меня всего несколько часов назад. С надрывом, одержимым голодом, безумной торопливостью. И только сейчас мне стало по-настоящему страшно. Впервые за все время пребывания в этом проклятом месте. Нет, не паника или ужас от понимания своей участи, а дикий страх от осознания, что Максим не отступится. Теперь он будет вытаскивать меня из этого дерьма любыми путями. Любыми – в прямом смысле слова. Только от этой мысли на теле вставал каждый волосок. Я знала, на что способен мой муж, и что он не остановится ни перед чем. В этом мире не существует ничего, способного его остановить. Теперь он пойдет по трупам. Я тронула губы подушечками пальцев, провела по нижней, потом по верхней губе, на моей коже все еще остался его запах. Даже после душа я пахла его руками, его телом, его семенем. Я пахла им. Или просто настолько изголодалась по нему, что мне кажется.

Шли часы. Никто не приходил за мной. Повсюду гробовая тишина. Она действовала на нервы и изнуряла монотонностью. Были секунды, когда я вскакивала с кровати и прижималась лицом к двери, прислушиваясь. И с каждой секундой мне становилось страшнее. Теперь меня пугал мой собственный поступок. Когда от него зависела уже не только моя жизнь. Если наемники найдут флешку, меня снова будут пытать, и у Максима не будет выбора – он или должен будет это сделать, или это сделает кто-то другой. Только если Мертвый откажется пытать пленницу, что ждет его самого? Ответ очевиден – подозрения, расследование, понимание, кто он и кто я. Сложить дважды два не составит труда. Более того, мои волосы неумолимо отрастали. Корни уже прекрасно видно. Сколько у нас времени, прежде чем меня узнают? Ничтожно мало. Тогда я потяну всех за собой. Брата, Максима, Стефана. Я прижалась щекой к двери. Ожидание мучительно. А что, если флешку уже нашли? Или кто-то меня узнал? Что, если в этот момент пытают уже Максима? От ужаса я задрожала и стиснула до боли пальцы.