— …И чеченки, — добавил неожиданно Басаргин. Фомка сделал вид, что не расслышал его, но пауза все-таки повисла.

Остатки чихиря выпили молча, глотая возникшую неловкость.

— Дай-ка, Дмитрий Иванович, я тебя нашенским чихирем угощу. — Казак резко опустил кружку, словно выгоняя из нее дух чужого вина, и вышел во двор.

Басаргин прислушался к удаляющимся шагам, быстро вскочил на ноги, подошел к дверям, ведущим во вторую половину, и тихонько толкнул их.

Ему поначалу показалось, что в комнате никого нет. Он опять прислушался к звукам на дворе и вошел. Ковер, лежанка, сундук, угол с образами, горящая лампадка… В этом же углу что-то темное, брошенное мешком. Басаргин присмотрелся. Поджав под себя ноги и завернувшись почти с головой в темную материю, на полу, под лампадкой, сидело живое существо. Оно словно искало защиты у чужого ей Бога.

— Не бойся, — как можно более ласковым голосом обратился к ней Басаргин. — Не бойся меня. Я не причиню тебя вреда. Ты понимаешь по-русски?

Материя дрогнула, и поручик даже в полумраке поразился глубинной черноте открывшихся на мгновение глаз. Такого причудливого, тонкого разреза глаз он никогда не встречал прежде.

— Я не ошибся! — почти вскрикнул он. — Все так и есть. Я ничего себе не придумал. Ты — моя Бэла. Я узнал тебя. Так и должно было случиться. Ты будешь моею, моя маленькая пери. Грубый, дикий казак не поймет, какой драгоценный камень попал ему в руки. Ты будешь бегать за его коровами, топить печь кизяком… Ты! Волшебный цветок, выросший на стыке двух культур! Ты хочешь быть не рабыней, но хозяйкой? Ты рождена для иной жизни, ты должна…

Басаргин резко прервал свою взволнованную речь.

— Подожди, моя Бэла. Я вернусь за тобой…

Он быстро вышел из помещения и прикрыл за собой дверь. И вовремя. Со двора как раз входил Фомка с кувшином чихиря. Басаргин сделал вид, что рассматривает оружие на ковре.

— Если что понравилось, возьми — дарю. Если мы с тобой кунаки, — сказал казак.

— Я полагаю, что настоящие кунаки.

— Значит, что тебе понравилось, по обычаю — твое. Старинный обычай таков…

— Все, что понравилось? — внезапно изменившимся голосом спросил офицер.

— Говорю ведь! — кивнул головой Фомка.

Басаргин помолчал. Он смотрел куда-то далеко, сквозь саманные стены казацкой хаты. Наконец, он взглянул исподлобья на Фомку и произнес:

— Отдай мне… чеченку.

— Что?! Что ты сказал?! — уже присевший к столу Ивашков опять вскочил на ноги.

Басаргин подошел к столу, жестом приглашая Фомку садиться.