— Присядь, не стой, — спокойно повторил свою просьбу Егор Петрович, открыл портсигар и извлёк из неё странного вида папиросу со скрученным кончиком.

Неуверенно ступая босыми ногами по мягкому ковру, Славка прошёл к креслу и опустился на самый краешек. Егор Петрович прикурил папиросу, сделал глубокую затяжку и, не выпуская дыма изо рта, замер со странным немного напряжённым выражением лица. Потом выдохнул и посмотрел на Славку.

— Дам-с… Не знаю даже, кому из нас больше повезло, Слава.

Он поковырялся длинными пальцами в своей коробочке и достал ещё одну папиросу.

— Будешь?

Славка никогда не курил. Полноправным запрещено покупать сигареты до исполнения 21 года. «Белые» могут курить хоть с пелёнок — наверное, единственная привилегия для неграждан. Но когда он стал «белым», у него даже в мыслях не было тратить деньги, которых и так в обрез, на такую ерунду. Но отказать Егору Петровичу он постеснялся. Робко протянул руку и взял папиросу. Свет Стахнов щелкнул золотой зажигалкой, Славка суетливо сунул папиросу в рот и наклонился к огоньку.

Сладкий дым потёк в горло, нещадно царапая его. Славка выпучил глаза и закашлялся. Егор Петрович улыбнулся:

— Ничего, ничего.

Прокашлявшись, Славка проявил настырность и повторил попытку. На этот раз он тянул в себя дым очень аккуратно. Сначала набрал немного в рот, а потом вдохнул. С трудом, но ему удалось сдержать кашель. Странные папиросы пахли сопревшим сеном, а вовсе не табаком.

Егор Петрович одобрительно кивнул и тоже затянулся.

Некоторое время они молча курили, разглядывая друг друга. Славка испуганно, напряжённо, Егор Петрович с дружеским любопытством.

— Мишка сказал, ты видел убийцу? — поинтересовался он.

— Да, Ваша Светлость. Но очень плохо. Дождь шёл сильный.

— А тебя к столбу привязали, — задумчиво проговорил свет Стахнов. — Да уж… Искорка моя девчонка горячая. Атаманша! Вся в меня! Во всём идёт до конца! Поэтому и перегибает порой палку. Ну, ничего. Научится. А я за неё у тебя прошу прощения. Как, примешь ты мои извинения?

— Что вы, Ваша Светлость! — Славка вскочил. — Что вы! Я не в обиде! Ну, раз так вышло, то что теперь! Да и заслужил я! Вёл себя, как осёл.

— Ну, ну! Ладно! — махнул рукой Егор Петрович. — Не в обиде, так не в обиде. Сядь. Не о том я с тобой поговорить хотел.

Славка сел и, возбуждённый случившимся — сам свет Стахнов у него прощения попросил! — жадно втянул сладкий дым. И опять закашлял. Но в этот раз его это почему-то рассмешило. Да и вообще, ему вдруг стало необычайно легко и неудержимо весело. Так весело, что его это тут же и напугало. И не понимая, что с ним происходит и как себя вести, Славка окончательно потерялся.

— Твоя ведь это песня, которую я включал на руфоне дочери? — спросил Егор Петрович.

— Моя, Ваша Светлость, — с трудом выдавил из себя Славка вместе с остатками дыма.

— Хорошо! Очень хорошо! Хорошая песня!