— Что случилось, Ян? Я же вижу твое волнение, четвертый год знакомы. Говори, обещаю сильно не ругать.

— Правда меня очень любишь? — спросила Яна.

Наган несколько раз немо открыл и закрыл рот. А потом попытался пошутить, чтоб разрядить обстановку:

— Я уже сказал об этом однажды. Если что-то изменится, я тебя проинформирую.

— Я… мы… — она скосила взгляд и поджала губы.

«Что-то очень серьезное», — подумал Наган и приготовился к худшему.

— За четыре года это рано или поздно случилось бы… В общем, я… Ребенок. Срок — полтора месяца.

Округлив глаза, Наган опустил руки и сел, огорошенный новостью. Он не был готов и понятия не имел, как на это реагировать, а Яна ждала его поддержки. Впервые за долгое-долгое время он сам захотел чьей-то поддержки.

Поднявшись, он снова обнял ее и сказал:

— Наша жизнь не будет прежней. Это адская ответственность, и я не знаю, что делать с маленькими детьми… Не спать, нервничать… Что ж, буду не спать и волноваться теперь уже за вас двоих, — он говорил, больше подбадривая себя, и смотрел, как расслабляется его жена, как уходят ее скованность и напряжение. — От этого еще никто не умер…

Яна рассмеялась, смахнула непрошенные слезы, шмыгнула носом.

— Еще как умер!

— Я имел в виду, от возни с ребенком. Что ж. Наверное, пора… Хотя кажется, что даже в сорок с лишним ты слишком молод для такого.

Телефон зазвонил, когда Наган планировал, как они благодаря Тарасовой расквитаются с ипотекой и заживут.

Высветившийся номер был незнаком ни Нагану, ни Яне.

— Слушаю… — сказал детектив, а Яна прижалась ухом к его руке, чтоб слышать разговор — наверняка ведь по работе.

— Это Гошкодеря, из Госдумы. Председатель бюджетной комиссии.

Важный голос, усталый. Говорит так, будто паровоз пар стравливает.

— Чем обязан? — поинтересовался Наган.

— Мне позвонил Гурский и пожаловался на самоуправство подрядчика, нанятого «Проксимой», — проговорил депутат. — Подрядчик переводит стрелки на субподрядчика, и это может быть еще той чехардой…