– Знаешь, почему?
– Потому что я красавица, умница, образованная, весь мир лежал бы у моих ног, если бы не одна маленькая проблема, правда? Бог взял для меня печень как бы не из того сундука.
Линн залилась слезами. От радости, от горя, от страха. Вновь, крепко стиснув Кейтлин, шепнула:
– Они солгали.
Кейтлин тоже обняла ее изо всех своих малых силенок.
– Угу, ладно, верю.
Потом вдруг отшатнулась, вырвалась из рук матери, кинулась к раковине. Линн шагнула за ней, подхватила под руку. Кейтлин жестоко вырвало.
Линн с беспредельным ужасом видела, что в раковину и на кафельный пол выплеснулась не рвота, а ярко-красная кровь. В этот момент, обнимая корчившуюся дочь, она поняла, что ей ни до чего больше нет дела. Плевать, если суперинтендент Грейс сказал правду. Плевать, если девочке с фотографии суждено умереть. Плевать, кому вообще суждено умереть. Если понадобится, сама их убьет, собственными голыми руками, чтобы спасти жизнь своего ребенка.
109
Симона сидела на стуле в комнате без окон, держа стакан кока-колы, и плакала. Комната напоминает тюремную камеру, где она пару лет назад провела ночь, когда их с Ромео арестовали за кражу в магазине. Тот же запах дезинфекции. Ничего нет, кроме шкафов с медицинскими инструментами и лекарствами. Есть так хочется, что желудок болит.
– Хочу Гогу! – всхлипнула она.
Здоровенная медсестра-румынка, от хватки которой рука покрылась синяками и ноет, стоит, подбоченившись, у двери, наблюдает.
– Я его на улице обронила!
– Найду, принесу, – пообещала женщина.
Симона немножко успокоилась, благодарно кивнула, посмотрела в стакан, а потом на медсестру.
– Пожалуйста, дайте что-нибудь поесть, – попросила она в третий раз за те четверть часа, которые тут просидела. – Ну, хоть что-нибудь!
– Пей, – приказала женщина.
Симона покорно сделала еще глоток. Может, когда допьет этот второй стакан, ей дадут поесть, принесут Гогу.
– Какая у меня тут будет работа? – спросила она.
Медсестра нахмурилась: