— Она родилась в Каллингтоне четыре года назад, — небрежно проговорил Джем, не выпуская изо рта трубки. — Я ее купил годовалой у Тима Брея, ты знаешь Тима? Он продал ее мне и уехал в Дорсет. Тим всегда говорил, что я рано или поздно верну свои деньги за эту лошадку. Ее мамаша из Ирландии набрала кучу призов.
Он попыхивал трубкой, пока те двое внимательно осматривали лошадь. Казалось, прошла вечность, прежде чем они закончили.
— А что у нее со шкурой? — спросил востроглазый. — Она шершавая на ощупь. У нее какой-то налет, это мне не нравится. Ты ее не красил случайно?
— Да все у нее нормально, — ответил Джем. — Вон еще одна стоит, она летом чуть не сдохла, но я ее выходил. Лучше было бы подержать ее до весны, да это денег стоит. Да нет, эта вороная — вы с ней не промахнетесь. По-моему, ее папаша был серой масти, взгляните на волос, вон там, поближе к коже, — она серая, верно? Тим, по-моему, продешевил с этой лошадкой. Взгляните на холку, это же то, что вам надо. Я прошу за нее всего восемнадцать гиней.
Востроглазый покачал головой. Барышник колебался.
— Пятнадцать — и ударим по рукам, — предложил он.
— Нет, моя цена — восемнадцать и ни пенни меньше.
Двое мужчин советовались шепотом. Мэри услышала слово «жульничество», и Джем бросил на нее взгляд поверх голов.
— Что-то мне не нравится, — мялся востроглазый. — А где у нее примета?
— А ты осторожный покупатель, — похвалил Джем востроглазого и показал ему шрам в лошадином ухе. — Можно подумать, будто я украл эту лошадь. Ну что, примета есть?
— Как будто есть. Но тебе повезло, что Тим Брей уехал в Дорсет. Он никогда не был хозяином этой лошади, что бы ты здесь ни пел. Я бы не брал ее, Стивенс, на твоем месте. У тебя с ней будут неприятности. Пойдем отсюда.
— Она неплохо смотрится. — Громкоголосый с сожалением смотрел на лошадь. — Неважно, какой масти был ее папаша, хоть пегой. Чего ты придираешься, Уилл?
Востроглазый пошептал ему что-то на ухо.
— Понятно, — кивнул барышник. — Несомненно, ты прав. У тебя глаз наметанный. Пожалуй, лучше не связываться. Можешь оставить эту лошадь себе, — обратился он к Джему. — Послушайся моего совета и сбавь цену. Если она останется у тебя, ты потом пожалеешь. — И он начал проталкиваться через толпу. Остроглазый двинулся за ним.
Мэри облегченно вздохнула, когда они удалились. Она ничего не могла понять по выражению лица Джема, который продолжал насвистывать. Никто больше не подходил к вороной лошади. На нее смотрели искоса. В четверть шестого Джем продал вторую лошадь за шесть фунтов какому-то простофиле-фермеру после долгого и веселого торга. Мэри начала уставать. Сгущались сумерки, зажглись фонари. Городок погружался в атмосферу загадочности. Мэри уже раздумывала о возвращении к повозке, когда услышала женский голос и негромкий смех. Мэри обернулась и увидела дорогой плащ и шляпу с перьями. Красиво одетая дама вышла из кареты.
— Посмотри, Джеймс, — говорила она, — ты когда-нибудь видел такую прекрасную лошадь? Она держит голову совсем как бедняжка Бьюти. Сходство поразительное, только эта вороная, и, конечно, не так воспитана.
Ее спутник посмотрел через монокль.
— Черт побери, Мария, я ничего не понимаю в лошадях. Ты хочешь купить ее, дорогая?
Женщина рассмеялась.
— Это будет чудесный подарок детям на Рождество! Они проклинают беднягу Роджерса с тех пор, как пропала Бьюти. Спроси цену, Джеймс.