— Похоже, эта ориентировка — тоже часть рекламной компании, пользуется паузой Гриша. Борода его заметно поседела, а вот лысина за последние семнадцать лет не изменилась. Да и как она может измениться, если на его сияющем черепе уже полтора десятка лет нет ни единого волоска?

— То есть? — не сразу врубается Воробьев.

— Я сегодня же вечером наведаюсь в «новый храм», чтобы прижать «чебурашку» к своим чреслам, да надолго… У меня жена темпераментная, довольно улыбается Гриша, но, взглянув на меня, резко скучнеет. Я тоже огорчен, но вовсе по другой причине. Так вот почему Софьиванна осталась так довольна мною…

— Потерпите, полстранички осталось, — просит Воробьев. В руках его действительно остался только один голубой листок.

— Кроме того, у социологов нет сомнений в том, что просмотр клипов об артегомах, регулярно демонстрируемых по всем каналам телевидения, оказывает воздействие не только на сознание людей, но и, во много раз более сильное — на их подсознание. И это является решающим фактором, определившим грандиозный успех «новой веры» на пяти континентах Земли. Однако все попытки «установить механизм, с помощью которого осуществляется воздействие на подсознание, оказались безуспешными. Ни один из известных и, естественно, запрещенных действующими законодательствами во всех странах методов в клипах не используется. Поэтому задача распознавания этого механизма, его нейтрализации и защита суверенных прав граждан на собственное подсознание приобретает беспрецедентное значение и должна быть решена в самые сжатые сроки при максимальном сохранении конфиденциальности. Вот такие пироги, — добавляет Воробьев уже от себя. Потом, повернувшись в сторону терма, просит:

— Настенька, принеси нам, пожалуйста, чаю. Покрепче! Настенька, словно только и ожидавшая этой команды, немедленно появляется с подносом, на котором дымятся четыре тончайшего фарфора чашки. И я еще раз удивляюсь вышколенности славкиной секретарши. Интересно, спит он с нею или нет? Я бы на его месте — с удовольствием. Особенно после свидания с «чебурашкой».

— Так чего Крепчалов хочет от нас? — хмурится Гриша, зажимая свою бороду в кулак — Ни одного специалиста по психологии бессознательного, в область рекламы, а также сексуальной терапии среди нас, насколько я понимаю, нет.

— Это — прежде всего информационное воздействие, осуществляемое в том числе и через терминалы компьютерных сетей, — объясняет Славка. — А. Виталий Петрович, как известно, министр информатики и информационных технологий. Вот его и напрягли. А он, соответственно, нас, испытанную гвардию.

Я громко хмыкаю. Это я-то — гвардеец Крепчалова? Да в гробу я его видал, вместе… Нет, жену внуки любят, пусть живет.

Воробьев, на секунду повернув ко мне свой острый нос — словно клюнув им — поясняет:

— Состав участников нашего небольшого совещания предложил и утвердил Крепчалов. Поскольку тут просматривается некоторая аналогия с «Тригоном». К которому мы все имели отношение. Помните «поле ужаса», механизм генерации которого так и остался невыясненным?

Ого, какая честь… Значит, сам министр…

— Воевать с "Тригоном» я тоже ездил по указке Крепчалова, — с улыбкой говорю я. — И победил его практически в одиночку. Как меня отблагодарили за это, вы все прекрасно знаете. Знает об этом и господин Крепчалов. Наши высказывания записываются? — уточняю я у Воробьева.

— Да, я ведь предупреждал.

— Вот и отлично. Тогда передайте Виталию Петровичу мой пламенный привет. Поскольку я директор весьма скромной, абсолютно негосударственной фирмы, у вас нет никакого права насильно вовлекать меня в ваши сомнительные игры. А добровольно в них участвовать я категорически отказываюсь!

— Но, Павел Андреевич, я вас очень прошу… — чуть не скулит Славка. И я понимаю, мое участие в совещании было оговорено Крепчаловым особо. Ваши интуиция и опыт крайне важны для нас. И стоит ли сейчас, в минуты действительно очень серьезной опасности, поминать прошлое?

Я перевожу взгляд с Юрика на Гришу и обратно. Похоже, им не очень приятно слышать слова про мои несравненные интуицию и опыт. Да, ребятки, и в ситуации с «Эллипсом», и в бою с «Тригоном» вы только ушами хлопали, когда я действовал. И, заметьте, весьма эффективно действовал. Но — только бледнолицый может дважды наступить на одни я те же грабли.

Я решительно встаю. Витек — мужик крутой, конечно, но не круче, чем вареное яйцо. Никаким способом не заставит он меня в очередной раз подставлять голову за то, чтобы он не вылетел из высокопоставленного кресла. То я по его приказу первого в мире артегома вынужден был убить, то сунуть голову в пасть «Тригону»… Хорошо, что хоть жив тогда остался. Могло быть хуже.

— Павел Андреевич, ну хоть какой-нибудь совет дайте! — канючит Воробьев.

— Да чего тут непонятного? — ловлюсь я на скрыто-льстивую фразу, досадую на себя за это, но… Раз уж начал, надо закончить.