Внезапно я ощущаю рядом с собою движение: на соседнее со мной место садится принцесса Мария.
– С вами всё в порядке, Ваше Величество? – спрашивает она.
– А что?
– Вы так бледны…
– Просто немного болит живот, – говорю я. – Ну, понимаешь…
Мария кивает. Она сама редко не испытывает боли, при этом знает, что мне нельзя не присутствовать на этом пиру или каким-либо образом выказать свое состояние.
– У меня в комнате есть настойка листьев клубники, – говорит она. – Я могу послать за нею.
– Да, да, пожалуйста, – быстро соглашаюсь я.
Мой взгляд обегает комнату. Томас должен будет подойти и засвидетельствовать свое почтение королю перед тем, как к столу потянутся бесконечные вереницы слуг с подносами с непременными яствами свадебного застолья. Он должен подойти и поклониться, чтобы потом занять свое место за столом высокого дворянства. И все будут следить за тем, как он кланяется мне, но никто не должен заметить, что я побледнела. Никто не должен знать, что мое сердце бьется так громко, что мне кажется, что это слышит принцесса Мария за шумом и шорохом, сопровождающим усаживание двора за стол. Не выдаст ли он свое волнение? Я пытаюсь представить, не подведет ли его на этот раз его смешливая дерзкая храбрость? Или он решил вообще не приходить на пир? Или он сейчас где-то в саду, пытается настроить себя на то, чтобы подойти ко мне? Возможно, он не находит в себе сил поприветствовать меня, как некогда знакомую, или поздравить с недавней свадьбой и возвышением в статусе? Но он же должен понимать, что ему этого не избежать; значит, сейчас будет самый удобный момент для этого…
Как раз в тот момент, когда я решила, что он слишком медлит и, наверное, нашел оправдание не являться на пир, я вижу его. Томас прокладывает себе дорогу меж столами, опережая слуг, улыбаясь одному, похлопывая по плечу другого, проходя мимо людей, окликающих его по имени и приветствуя их в ответ. Вот он предстает перед возвышением, на котором стоит трон короля, и Генрих смотрит на него.
– Том Сеймур! – восклицает он. – Как я рад, что ты вернулся! Должно быть, ты гнал изо всех сил, ведь путь был неблизкий…
Томас кланяется, даже не глядя на меня, и улыбается королю такой знакомой, легкой улыбкой.
– Я гнал, как конокрад, – признается он. – Я так боялся, что опоздаю и что вы будете уже вооружены и отправитесь в поход без меня…
– О, ты как раз вовремя, – говорит король. – Я заканчиваю вооружать армию и намереваюсь выступать уже в течение месяца.
– Я так и знал! – восклицает Томас. – Я знал, что вы никого не станете ждать! – Король одаривает его лучезарной улыбкой. – Ну что, возьмете меня с собой?
– О, тебя бы я взял обязательно. Ты должен стать командующим армией. Я доверяю тебе, Том. Твой брат громит шотландцев, ставя их на место. Я рассчитываю на тебя, на то, что ты покроешь свое имя славой и защитишь наследие твоего племянника во Франции.
Томас прижимает руку к сердцу и кланяется.
– Я лучше умру, чем подведу вас. – За все это время он так и не посмотрел на меня.
– Можешь поприветствовать твою королеву, – говорит Генрих.
Томас поворачивается ко мне и адресует мне низкий бургундский поклон, самый грациозный жест из существующих, и рука с длинными пальцами касается краем зажатой в ней роскошной шляпы пола.