– Мы тут обсуждаем реформу Церкви, – внезапно говорит Генрих. – И о том, способны ли женщины-евангелистки, которые так громко говорят возле собора Святого Павла, произносить такие же проповеди, как священнослужители, потратившие годы на обучение в университетах.

Я качаю головой.

– Я не могу об этом судить, я их не слышала.

– Никогда, Кейт? – уточняет он. – Разве никто из них не приходил к тебе изображать проповеди и петь гимны?

Я качаю головой.

– Может, одна или две приходили… Я уже и не упомню.

– Но что ты думаешь о том, что они говорят?

– О, милорд, как я могу судить об этом? Я должна буду сначала испросить вашего мнения.

– А своего мнения у тебя что, нет?

– О, милорд муж мой, как же мне об этом судить, если у меня простое образование леди и разум женщины? Мужчины созданы по образу и подобию Бога, а я всего лишь женщина и уступаю вам по всем параметрам. Я всегда и во всем полагаюсь на вас, Ваше Величество, вы мой правитель и вы глава моей Церкви.

– Но, судя по всему, Кейт, ты возомнила себя ученой, чтобы во всем нас поучать, – с раздражением бросает он. – Ты же споришь со мною!

– Нет, нет, – торопливо говорю я. – Я всего лишь хотела отвлечь вас от болей! Я позволила себе говорить, только чтобы вас развлечь. По-моему, женщине не подобает учительствовать, и тем более немыслимо учить того, кто является ей мужем и господином.

Энтони Денни осторожно кивает головой: я говорю все правильно. Уилл медленно выпрямляет руки, словно тоже подтверждает это. А король теперь готов к тому, чтобы его умиротворяли. Он окидывает всех присутствующих внимательным взглядом, чтобы удостовериться: все ли это слышали?

– Это правда, милая? – требует он подтверждения.

– Да, о да, – говорю я.

– И у тебя на уме не было ничего другого?

– Никогда!

– Тогда подойди и поцелуй меня, Кейт, потому что мы с тобою помирились и так же дружны, как прежде.

Я подхожу к нему, и король подтягивает меня к себе так, что я почти сажусь к нему на колени, а он утыкается носом мне в шею. Я продолжаю улыбаться, и Уилл постепенно встает на ноги.

– Можете нас оставить, – тихо говорит Генрих, и его лорды кланяются и выходят, пока пажи готовят комнату к ночлегу. В подсвечники вставляют новые свечи и расставляют их по спальне, и комнату заливает мягкий мерцающий свет. В камин подбрасывают поленья и освежают благовония. Теперь здесь пахнет имбирем и корицей.