Томас покидает двор на следующий день еще до заутренней службы, и я больше его не вижу.

– Ты хорошо себя чувствуешь? – спрашивает меня Нэн. – Ты выглядишь…

– Как?

Сестра внимательно вглядывается в мое бледное лицо.

– Грустненько, – говорит она, используя слово из нашего детства с мягкой улыбкой.

– Я несчастлива, – отвечаю я, повинуясь порыву искренности.

Больше я ничего не скажу, но даже эти два слова, произнесенные вслух, дарят мне чувство облегчения. Я тоскую по Томасу до боли. Я не знаю, как пережить его брак с кем бы то ни было. Даже одна мысль о нем с Елизаветой наполняет все мои внутренности жгучей ревностью.

Нэн даже не спрашивает меня о причине моей несчастливости. Я не первая жена короля, лишившаяся радости жизни от тягот бытности королевой.

Почти каждый вечер я получаю приглашения прибыть в комнаты короля, где слушаю дебаты. Часто я делюсь своим мнением и все время напоминаю королю, что идея и дух реформ – это его заслуга, дело, непростой процесс, начавшийся благодаря его мудрости и за который его боготворят его подданные. Однако по колюче-холодному молчанию, которым Генрих встречает мои слова, я понимаю, что он весьма далек от того, чтобы согласиться со мною. Он что-то задумал, но своих планов со мною не обсуждает. И я остаюсь в неведении до первой недели июля, когда Тайный совет объявляет, что владение Библией в переводе Уильяма Тиндейла и Майлза Ковердейла приравнивается к преступлению.

Это безумие. Я не понимаю этого. Майлз Ковердейл перевел и отредактировал перевод Тиндейла под руководством короля, и его труд был издан под названием «Королевская Библия», драгоценный подарок монарха верующим. Это та самая Библия, которую король дал своему народу всего семь лет назад, и у всех, кто мог такое себе позволить, была эта книга. В каждой семье старались держать хотя бы один экземпляр. Это была лучшая версия перевода на английский, поэтому она имелась в каждой книжной лавке, каждом церковном приходе. И теперь за один день этот дар обратился преступлением. Нынешняя перемена была настолько радикальной, что все встало с ног на голову, и я не могу не вспомнить Уилла Соммерса, стоящего на голове. Я бросаюсь в свои комнаты и нахожу там Нэн торопливо упаковывающей мои драгоценные, красиво перетянутые и иллюстрированные книги, заворачивая их в мешковину и складывая в сундук.

– Мы же не можем вот так просто выбросить их!

– Их необходимо отослать.

– Куда ты собираешься их отсылать?

– В Кендал, – она говорит о нашем семейном доме. – Как можно дальше отсюда.

– Это же очевидно!

– Они не станут там искать.

– Мой экземпляр ты упаковала?

– Вместе с твоими записями. И экземпляры Екатерины Брэндон, Анны Сеймур, Джоан Денни и леди Дадли. Этот новый закон застал нас врасплох. Король всех нас сделал преступниками за одну ночь.

– Но почему? – Я чуть не плачу от злости. – Зачем он объявил собственную Библию вне закона? Это же королевская Библия! Как вообще владение Библией может быть незаконным? Господь дал Слово своему народу, как может король его отнять?

– Именно, – говорит сестра. – Сама подумай: зачем королю делать свою жену преступницей?