Козачий националистический миф создан с подачи русской либеральной интеллигенции, которая всячески романтизировала образ запорожца как православного рыцаря и представителя свободного сословия. Этот образ противопоставлялся солдату империи — безымянному линейному пехотинцу или стрельцу.
Русская интеллигенция середины XIX века сделала для украинского козачьего национализма главное — дала ему идеологический стержень. Политизация рядового конфликта с одним из казачьих войск стала безусловной аксиомой. Сече-вой уклад бравых православных воинов противопоставлялся бездушному государству с засильем немцев в бюрократии.
Запорожские козаки были нужны русской интеллигенции как культурный таран против самодержавия. Поэтому понадобился и Тарас Шевченко — его показывали в столице как пример угнетенного крестьянина в рамках борьбы за отмену крепостного права.
Реформа 1861 года готовилась очень долго: первые проекты освобождения крестьян рассматривались после победы над Наполеоном. Отмену лоббировал зарождающийся промышленный капитал, которому были нужны люди как свободные экономические агенты. Причем в городах и рабочих поселках, а не в деревне, где отрабатывалась барщина. Борьба за отмену крепостного права велась почти 50 лет. Украинский националистический миф родился на волне этой борьбы, что придало ему флер прогрессивности.
Однако есть еще одна важная черта украинского национализма — европейский расизм. Все, что находится восточнее украинских земель, — варварские территории, которые должны быть колонизированы. На территории постУкраины есть расово верные украинцы, которые понимают свою миссию передового отряда Европы, а есть полуварвары и убежденные местные варвары. Полуварвары имеют шансы, если будут слушать расово верных украинцев. То есть забудут варварский язык, перестанут ходить в варварскую школу и публично отрекутся от своих варварских корней и родственников. С убежденными местными варварами разговаривать не о чем: либо «Чемодан. Вокзал. Варваристан», либо сиди тихо и не вякай.
В рамках этой идеологической картины чем дальше на восток, тем больше варваров. Следовательно, данные территории требуют особой «дезинфекции», потому что варвары не совсем люди. «Личинки колорада», «сепарские самки», «шашлыки» 2 мая — мы всё помним и ничего не забыли. Но хотим понять, как так получилось и что надо искоренить, чтобы оно не повторилось в дальнейшем.
Итак, откуда растут идеологические корни украинского расизма? По всей вероятности, разгадка в концепции, разработанной Михаилом Грушевским в начале XX века, согласно которой Украина является наследницей Галицко-Волынской Руси, а она, в свою очередь, дала начало европейской русской традиции. Следовательно, украинцы — европейские русские. Русские из России являются предыдущей ступенью развития украинца, который по определению европеец.
«Европеизация» украинца случилась еще в Средние века, когда его предки «слились в экстазе» с польскими королями и литовскими князьями. Эта идеологическая конструкция роднит украинский и белорусский национализм, который видит свои народы расово верными русскими. В то время как русские — это «угрофинотатары», укравшие европейское имя Руси. Соответственно, вся история ()рды-Московии — это история азиатского уничтожения альтернативной европейской, настоящей ветви Руси-Украины. Следовательно, миссия украинца — защищать свою «европейскость», будучи форпостом Запада на варварском Востоке.
Украинский национализм, который довел постУкраину до гражданской войны, — не виртуальная реальность и не кривляния интеллигенции, а реальная идеология, которая системно вкладывается в людские головы с первого класса по пятый курс вуза. Враждебность и чужеродность России, русских и русской культуры доказывается на исторических примерах, которые воспеты в новостях и доктринально зафиксированы в учебниках истории.
Реальность такова, что в ближайшее время нашими согражданами станут миллионы, в перспективе — десятки миллионов людей с подобным историческим и политическим мировоззрением. Идеология украинского национализма за 30 лет пропитала практически все государственные институты. Но самый серьезный ущерб она нанесла системе образования — выросло уже три поколения школьников, которым навязывали расово-националистическо-козацкое мировоззрение.
Идеология ненависти постУкраины построена за счет противопоставления одних регионов другим. Как уже говорилось, Украина была федеративной по сути, но унитарной по форме. В региональных различиях, которые отчетливо проявлялись, следовало искать преимущества и пропагандировать разнообразие. Однако выбрали модель противопоставления регионов на основе их близости к России или Евросоюзу.
Центральной идеей стала евроинтеграция, тоже помещенная в черно-белую апокалиптическую картину мира. Миссия евроинтеграции — окончательно порвать с российским азиатским наследством и «выпилиться» отовсюду, где есть Россия. Сузить железнодорожную колею, отказаться от бензина и газа, запретить русскую культуру.
Евроинтеграция прекрасно легла на базу расистского мифа о Галицко-Волынской «евро-Руси».
Принцип № 11
Региональный раскол, евронационализм и политтехнологии
Существует много стран, где есть региональный раскол. Если посмотреть, как голосуют на выборах немцы, станет очевидно, что выделяется территория ГДР; в США — четкие границы между штатами республиканцев и демократов. И так далее. Россия, где нет регионального раскола, является скорее исключением, чем правилом. Ближайший западный сосед постУкраины — Польша — тоже отчетливо делится на восток и запад: воеводства, граничащие с Германией и Чехией, голосуют за более либеральные и европейские силы; электорат Восточной Польши массово поддерживает правых консерваторов и националистов; Варшава — традиционно проевропейская и оппозиционная, хотя находится скорее на востоке страны. Кстати, последние президентские выборы кандидат от восточных националистов Анджей Дуда выиграл с минимальным преимуществом в 3 %. При этом никто в Польше не устраивает госперевороты, не требует переголосовать выборы в третьем туре, не захватывает политическим табором центральную площадь в Варшаве и не начинает жечь покрышки и плодить бомжей в округе. И никто не создает из Восточной или Западной Польши образ внутреннего врага. Нет, польские элиты направляют национал-шовинистический порыв вовне, а не внутрь страны. Даже мысли не может возникнуть, что политики от Запада Польши возьмут власть и объявят восточных жителей «недополяками», подлежащими либо перевоспитанию, либо изгнанию. У себя польские элиты не позволяю!’ никому играть на региональных различиях.
Джинна гражданского конфликта очень просто выпустить, а мир в обществе устанавливается десятилетиями. Достаточно одного погрома в городе, и жители еще много лет будут бояться толпы, ставить бронированные двери и решетки на окна. Политический национализм отличается от культурного тем, что проникает во все группы общества. Культурный национализм можно десятилетиями держать в формате этнографии, лингвистики и увлечений интеллигенции и провинциальной «элитки». А уничтожить национализм невозможно, потому что национальные различия существуют. Соответственно, актуальна задача сделать национализм немассовым и конструктивным.
В случае постУкраины региональные различия, доведенные до политического раскола, стали питательным бульоном для национализма. Майдан-2004 показал украинским политическим элитам, что уличный шантаж при поддержке США позволяет захватывать власть и становиться над законом. Так был легитимизирован украинский евронационализм, строившийся на трех принципах, таких как:
• деколонизация, то есть выход из всех форм сотрудничества с РФ;
• дерусификация, то есть дискриминация русской культуры и языка;