Ноэль расхохотался:
— Вот так и входят во вкус этого дела! Глядишь, ты еще и магом захочешь стать. Если б ты только знал, по каким пустячным поводам люди становятся магами!.. Насчет приготовления приворотов — не знаю, справишься ли ты. Хочешь — попробуй, только полученную продукцию сперва мне покажи. А то как бы результаты не оказались обратны ожидаемым.
— Естественно, покажу. Но чего ты сразу о плохом? Противопохмельное средство я готовить уже почти научился. Жюстина говорит, что не пройдет и полгода, как научусь окончательно. Так что верь в меня.
Служба в Народном ополчении шла своим чередом. Потихоньку-помаленьку я добрался до двадцать пятого уровня и заметно улучшил все классовые навыки, особенно преуспевая в стрельбе из лука. Чем дальше, тем сильнее тормозил прогресс, но другого я и не ждал. Во вселенной Дагора было легко выскочить с низших уровней на низкие. Чтобы выбраться на средние, требовались уже значительные усилия, а до высоких, и тем паче высших, приходилось добираться буквально ползком. Об этом я мог судить уже по тому, что сам герцог Каритекский в свои немалые годы имел восемьдесят второй уровень. Хотя родился в богатой, знатной семье и качался всю жизнь, имея все условия для развития желаемых навыков.
Я в своем мире не был ни богат, ни знатен. Здесь вообще начал с нуля. А задачи передо мной стояли более чем серьезные. Предстояло выбраться из-под колпака у Герхарда, а потом из Версума. Или по крайней мере сносно устроиться здесь.
Собственно, не виси надо мной дамоклов меч внимания верховного мага герцогства и угроза скорой отправки на войну, моя жизнь уже была бы сносной. Девушку завел, нашел приятелей, стали появляться деньги. Но нашу сотню почти доукомплектовали, как и остальные. Вскоре свежей тысяче Народного ополчения предстояло выдвинуться в полевой лагерь за стены города, чтобы продолжить обучение там. Тяжелей будет сбежать оттуда, чем из Каритека? Легче? Я не знал, но в последнее время мне что-то и война представлялась не такой уж страшной. Герхард страшнее — в первую очередь надо ускользнуть из зоны его влияния, или сделать так, чтобы он потерял ко мне интерес. Может, и вправду отправиться сражаться с Мадуарской империей? Пожалуй, я бы плюнул на все и отправился. Да только до нас дошла новость: Креппер не останется в замке наставником. Герцог решил сплавить его на войну вместе с нами.
Наверно, он правильно решил. Наверно, на его месте я решил бы так же. Но в том и состояла проблема, что я был не на его месте, а на своем.
Креппер как невзлюбил меня после случая с Хонором, так и не менял отношения. Я закономерно возненавидел его в ответ, только сделать-то ничего не мог. А он мог, и всемерно этим пользовался. На плацу при отработке приемов одиночного боя он нередко брал тренировочный меч и вставал в пару со мной. Конечно, при нашей разнице в уровнях ему ничего не стоило наставить мне синяков. Креппер лениво прихлебывал из фляги, расслабленно позевывал, легко парировал любые мои выпады и лупил меня как хотел. Я метался как ошалелый, изо всех сил прикрывался щитом, однако все равно пропускал почти все его удары. И при этом еще оказывался вынужден слушать бесконечные унизительные оценки моих способностей, сопровождаемые обещаниями со временем сделать из меня воина и настоящего мужчину. А пока ты слякоть, Иван, просто слякоть. Недаром и имя у тебя такое дурацкое. Ни на что ты не годишься! Иди отлеживайся в тенечке, девчонка.
Правда, ловкость и увертливость у меня под прессом Креппера росли удивительными темпами. И вскоре я мог на равных драться со Скипом, несмотря на его превосходство в силе. Вот уж в самом деле — нет худа без добра.
С другой стороны, отношение некоторых рекрутов ко мне стало меняться. Друвайер теперь вечно задирал нос, разговаривать стал высокомерно. А Хеджай, раньше державшийся со мной почти по-дружески, и вовсе начал подражать Крепперу, и не упускал случая отпустить в мой адрес что-то презрительно-язвительное. Ну да, вокруг всегда немало людей, для которых благосклонность или неблагосклонность начальства определяет все на свете. Оставалось порадоваться, что в моем непосредственном окружении таковых оказалось всего двое. Друвайера я вразумил хорошей взбучкой в казарме, воспользовавшись тем, что он в своей крестьянской жизни драться как следует не научился, а я в школе и после нее дрался постоянно. Однако с Хеджаем долго ничего сделать не мог — по тем же причинам, почему ничего не мог сделать с Креппером. Пока наконец варвар сам не решил меня вздуть. Учитывая его перевес, я бы огреб по полной программе, но за меня вступился Меченый, и в итоге огреб Хеджай. За него не вступился никто: не любили в Оргойском королевстве южных варваров. Как раз вот по этой причине: вроде, храбрые воины, и куда как мужественны, горды и независимы, но на королевской службе меняются. Перед сильными заискивают, аж смотреть противно, а перед слабыми пенятся. Дикари они и есть дикари. У них две стратегии — наезд и прогиб. Других не знают.
Ни одна чистка драконьих конюшен, достававшаяся по очереди и вне очереди нашей сотне, не обходилась без моего участия. В конюшнях Креппер торчал возле меня часами, изводя бесконечными придирками и насмешками. Я отвлекался тем, что старался выполнять работу как можно лучше, и в кратчайшие сроки набрал невероятные девяносто восемь процентов навыка управления некрокиборгом, заработав кучу достижений, включая высшее: «Един с трудовым костомехом». И действительно стал с ним един — мне уже и на долю секунды не приходилось задумываться, как сделать то или другое. Скелет тролля слушался меня настолько хорошо, словно был моим собственным. К сожалению, это имело и обратную сторону: улучшение навыка как средство отвлечения от Креппера перестало действовать.
Приближался Праздник Дракона, перед которым конюшни предстояло вычистить особенно тщательно. Надо ли говорить, что Креппер, жаждавший поправить пошатнувшиеся отношения с Рутгером, подрядил на генеральную уборку нашу сотню? Конечно, он так и поступил. И, конечно, в зоне его особого внимания на весь период выполнения работ оказалась наша децима. Точнее, не она целиком, а конкретно я. Благо в преддверии праздника у Креппера появились в самом деле веские причины находиться в конюшнях безвылазно. И с каждым днем его поведение становилось невыносимее.
Да,
«Мне пох, мне пох», — твердил я то и дело, не жалея маны. Плевать на расход! Что угодно, только бы выдержать это сумасшествие!
Бог мой, когда-то я ненавидел голубей за вечное обляпывание ими перил моего балкона. Какая инфантильность! Голуби — милейшие птички. Они не гадят килотоннами. Если мне когда-нибудь удастся вернуться в мой мир, я попрошу у них прощения и скажу, как их люблю. Я сделаю для них кормушку. А случись так, что некий голубок осчастливит подарком сверху меня самого, я лишь улыбнусь ему вслед и скажу, насколько он лучше срущего налету дракона. И всем посоветую делать то же самое. Любите голубей, люди! Они могут поставить вам кляксу на одежду, но вас не завалит дерьмом с головой, как того рекрута в первый день моего пребывания в Каритеке! А перила на балконе отмывать десять минут!..
Праздничным утром старый форт сиял чистотой, однако Креппер загнал нас в конюшни снова. Смотрите, барон, какие мы — до последнего на посту, и готовы подобрать каждую какашку, едва она выпадет из задницы любого вашего животного! И придирался сотник к нам, в первую очередь ко мне, особенно яростно. Просто от того, что реально-то заняться ему больше было нечем. Как и нам. Все сделано, все прибрано. Мы просто сидели внутри костомехов, как всегда в полном вооружении, тихо страдая, и проклиная про себя убогую рекрутскую участь.
Бестолково поорав и пометавшись часа два, Креппер отпустил почти всех ребят, оставив только нашу дециму, хотя и ее присутствие в форте было смешно. Как на зло, накануне Каритек накрыло полное безветрие, сопровождавшееся страшной жарищей и духотой. Несмотря на идеальную чистоту, в конюшнях ужасающе воняло, поскольку мощеные булыжником полы за века пропитались драконьей мочой буквально насквозь. На телегах изнывали от скуки попусту вызванные из деревень крестьяне-возницы; смиренно потели их бедные лошади. Раздраженные трехдневным переполохом драконы сердито ворчали в стойлах, били хвостами, хлопали крыльями. Особенно, по молодости лет, беспокоился Лейт Блистающий, непривычный еще ко всем перипетиям судьбы. В общем, обстановка накалилась в прямом и переносном смысле. До Креппера начало понемногу доходить, что он оказал Рутгеру медвежью услугу. Если драконы не успокоятся к началу торжества, как барон и его люди будут управляться с ними? В Каритек съехалось множество гостей, в том числе десятка два герцогов, графов и маркизов. Прибыла делегация от самого короля. Искусством разведения и воспитания боевых драконов владели далеко не во всех землях, специалистов вроде Рутгера можно было пересчитать на пальцах. Праздник отмечался не везде, не каждый год, считался большим событием и повышал репутацию устроителей. Но случись хоть одна накладка — и Рутгер опозорится. И герцог Каритекский вместе с ним. И все герцогство.
Виновнику позора не позавидуешь…
Тут как раз появился Рутгер. Очевидно, ему донесли, что Креппер со своим дурацким усердием подведет его под монастырь. Последние дни барон был самой популярной личностью в городе и не находил времени заглядывать в конюшни. Званые обеды, балы и торжественные приемы в замке следовали один за другим. Рутгера таскали на каждое мероприятие — вместе с драконьими погонщиками и даже старшими конюхами. Однако дальше игнорировать самоуправство Креппера было невозможно.
Оценив общее положение и бегло осмотрев драконов, барон посерел лицом и будто даже похудел сразу на десять килограммов. Сжав кулаки, он подскочил к сотнику и что-то сказал — без ругани, не повышая голоса, и выбежал прочь. Креппер тоже посерел и сдулся, а потом побелел, хоть в гроб клади, и зашатался, точно готовая упасть в обморок девица. Наверно, он и готов был упасть, — но быстро оправился и кинулся к телегам: