— Он самый.
— Ловкий сукин сын. Неплохо бы убедиться, что он на нашей стороне, — сказал Грувер.
— Фассет убеждает нас в этом.
Мужчины переглянулись. — Вы видели досье. Вы согласны?
— Да. Да, согласен. Фассет прав.
— Как всегда.
На керамическом столике перед Данфортом стояли два телефона. Черный подключен прямо к розетке, лежащей на земле. У красного была красная же проводка, которая тянулась из дома. Он тихо зажужжал — звонков он не издавал. Данфорт снял трубку:
— Да… Да, Эндрю. Хорошо… отлично. Позвони Фассету в Реддер и скажи, чтобы приехал. Есть ли из Лос-Анджелеса подтверждение относительно Остерманов? Превосходно… Как договорились.
Бернард Остерман, выпускник Нью-йоркского университета 46-го года, вытащил лист из пишущей машинки и просмотрел его. Пройдя по бортику овального бассейна, сделанного в форме почки, он протянул рукопись жене. Лейла голой сидела в шезлонге.
Остерман тоже был голым.
— Тебе приходило в голову, что обнаженная женщина при свете не так привлекательна?
— А ты считаешь, что похож на портрет маслом?.. Дай-ка, — взяв страницы, она сняла большие очки. — Все кончено?
Берни кивнул.
— Когда дети вернутся домой?
— Их успеют позвать с пляжа. Я сказала Мари, чтобы позвонила. Я бы не хотела, чтобы Мервин в его возрасте получил возможность узнать, как выглядят обнаженные женщины при свете. В этом городе и так хватает извращений.
— Твоя взяла. Читай.
Берни нырнул в бассейн. Минуты три он без остановки плавал от стенки к стенке, пока не сбил себе дыхание. Он хороший пловец. В армии, когда он служил в Форте Дикс, был даже инструктором по плаванию. «Еврей-молния», как звали его в армейском бассейне. Но в лицо это никогда ему не говорили. Он был худ, но мускулист. В футбольной команде университета было уже не до шуток, и он стал ее капитаном. До "самого выпуска. Джой Кардоне говорил Берни, что взял бы его и в Принстон.
Берни только рассмеялся, когда Джой сказал ему это. Несмотря на внешнюю демократичность, которую привнесла в общество армия — только внешнюю, — Бернарду Остерману с Тремонт-авеню из нью-йоркского Бронкса никогда бы не удалось преодолеть освященные временем барьеры. При всех своих способностях, учитывая репутацию джи-мена, попытаться он бы мог, но мысль об этом даже не приходила в голову. Тогда, в 1947 году, он просто поставил бы себя в неудобное положение. Сейчас он могбы попробовать, времена меняются.
Остерман поднялся из бассейна по лесенке. Как хорошо, что они с Лейлой отправляются на несколько дней погостить на восточное побережье, в Сэддл-Уолли. Когда им на краткое время удавалось окунуться в другую, приятную и упорядоченную жизнь, они сильнее ощущали близость друг к другу. Все говорили, что на востоке жизнь носит куда более напряженный характер, чем в Лос-Анджелесе, но это было не так. Это только казалось, потому что поле действия там куда уже.
Лос-Анджелес, его Лос-Анджелес, который означал и Бэр-банк, и Голливуд, и Беверли-Хиллс, оставался прежним, когда все стали сходить с ума. Мужчины и женщины как сумасшедшие носились по лавочкам вдоль обсаженных пальмами улиц. Все на продажу, все сочтено и смерено, все щеголяли в оранжевых штанах и рубашках, расписанных словно в психоделическом бреду.