Я надеялась, что настоящая Рашель значится в моих списках. Я в очередной раз безрезультатно проверила списки из переписи населения 1886 года. Может быть, она уехала из Арля после 1886 года? Результаты переписи населения Арля в 1891 году находились в архиве в Марселе, и, когда я связалась с архивом, мне сообщили, что эта информация выложена в Интернет. Проверив то, что они выложили в Сеть, я поняла, что работники архива ошиблись и вместо результатов переписи 1891 года два раза выложили результаты переписи населения 1886-го. Я попыталась объяснить это сотрудникам архива, ответственным за онлайн-версию информации, на что мне ответили, что все правильно выложили в Сеть. Я начала вежливую, но настойчивую кампанию по убеждению руководства архива в Марселе в том, что ошибаются они, а не я. Через восемнадцать месяцев после того, как я начала «доставать» их своими письмами и звонками, кто-то удосужился дойти до полки, взять с нее материалы и проверить, что именно архив выложил в Сеть. Только тогда они поняли, что продублировали документы 1886 года, а результатов переписи 1891 года в Интернете не было.

Мне предложили лично ознакомиться с оригиналом переписи населения Арля 1891 года. Я подозревала, что являюсь первым исследователем жизни Ван Гога, который удостоился такой чести, и мне было приятно.

Документы оказались беспорядочным ворохом грязных и пыльных страниц. Я отфотографировала все страницы, бегло просматривая их содержимое для того, чтобы найти нужное мне имя. Имена всех тех, кто жил рядом с Ван Гогом в те годы, были на пожелтевших листах бумаги, которые я держала в своих руках. Однако и в этих документах мне не встретилось имя Рашель. Я понимала, что имя нужной мне особы фигурирует на этих страницах, но только не как псевдоним, а в виде настоящих имени и фамилии. Я очень расстроилась, но не в силах была изменить сложившееся положение вещей.

Тогда я начала расспрашивать людей, чьи предки жили в Арле в течение поколений, о том, слышали ли они что-нибудь о проститутке по имени этой Рашель. И мне сообщили интересную информацию. Оказывается, в начале 1980-х годов местный историк взял несколько интервью у престарелых жителей Арля³². Никто из старожилов не знал женщину по имени Рашель, но кто-то вспомнил, что ее семья владела гаражом около вокзала. Я принялась искать в газетах и справочниках по коммерческой недвижимости, но поняла, что в 1920-х и 1930-х годах, в период расцвета автомобилизации, в городе было слишком много бензоколонок и гаражей, у которых были самые разные владельцы. В общем, найти что-либо путное оказалось трудно. Я вернулась к первоисточникам, пытаясь найти то, что могло пролить свет на мою проблему, и обнаружила воспоминания Альфонса Робера – того самого полицейского, которого вызвали в бордель на улице Бу дАрль после того, как Ван Гог передал девушке свой странный подарок. Как же я могла такое пропустить?!

23 декабря 1888 года Альфонс Робер вышел из дома на ночное дежурство. То, что случилось в тот вечер, он помнил до самой смерти. За год до этого Робера с женой и маленьким сыном перевели в Арль³³. Через два года после того, как его вызывали в бордель, где он увидел отрезанное ухо Ван Гога, в 1891-м он ушел со своей должности постового, так как серьезно повредил себе колено во время преследования подозреваемого, и начал работать смотрителем местной тюрьмы. Робер вышел на пенсию в 1929 году. Сразу после его выхода на пенсию в местной газете появилась о нем статья, в которой упоминалось, что он был тем самым полицейским, которого вызвали в бордель в ту ночь, когда Ван Гог отрезал себе ухо. Эту статью прочитал доктор Эдгар Леруа, который к тому времени был главным врачом больницы в Сен-Реми, где Ван Гог лежал после того, как в мае 1889 года уехал из Арля³⁴. Эдгар Леруа вместе с коллегой – психиатром Виктором Дойто писал статью о сумасшествии Ван Гога³⁵. Так как материалов о психическом состоянии Ван Гога было немного, Леруа связался с Робером и попросил того написать то, что он помнит о той ночи 1888 года.

Вот ответное письмо Робера:

Мне несказанно повезло – Робер не только подтвердил, что владелицей отеля была Виржини Шабо, но и сообщил, что проститутку звали Габи. Я была очень рада этому открытию. В отличие от редкого в этих местах имени Рашель, имя Габи (Габриэль) в конце позапрошлого века было достаточно распространенным. Вполне возможно, что в 1929 году эта женщина была еще жива, и, учитывая, что Арль – город маленький, Робер вполне мог ее знать. В общем, мое расследование сдвинулось с мертвой точки, и я понимала, что Габи могло быть настоящим именем девушки, сведения о которой я искала.

Я продолжала искать Габи/Рашель и одновременно разрабатывать версию о том, что у ее семьи был гараж. В архивах Арля была папка под названием «Гаражи, Арль, 1957–1959», и я поехала в архив для того, чтобы с ней ознакомиться.

– О, нет, заказать этот ящик не получится, – сказали мне в архиве.

– Почему?

– Лифт в здании, где находится коробка, сломан, а по лестнице я не могу донести, у меня больная спина.

Недели шли, а лифт никак не чинили. Я написала письмо мэру. В конце концов лифт починили. Я приехала в Арль и запросила интересующие меня документы.

– О, нет, не получится.

– Почему?

– Лифт снова сломался, а у меня больная спина…

Я снова написала мэру, на этот раз не в такой вежливой форме, как ранее. Архивы находятся под управлением мэрии, и, чтобы довести до конца любой проект, связанный со строительством, требуется много времени. Проект обсуждают в городском совете, голосуют, объявляют тендер для поиска подрядчика, выбирают подрядчика и назначают время проведения работ. Через несколько месяцев было принято решение полностью перестроить лифт. На время проведения работ любые документы из архивов вообще перестали выдавать. Вся эта эпопея заняла чуть более года. Мне уже казалось, что я никогда не смогу довести это дело до конца.