— Ты! — она аж задохнулась от праведного гнева и возмущения, а я в очередной раз убедился, что страсть таскать на себе грязные, тонкие и промасленные тряпки у Стеллы сочетается с каким-то талантом на их материализацию или хранение в каком-либо подпространственном кармане — топик, вновь скрывающий девичью грудь, был точной копией недавно порванного.

— Ты хотел сдать меня армейцам! Ты предал меня! Бросил в лесу на поживу ихорнику! А теперь меня отравили, и ты… ты! Ты выдаешь мне противоядие! Держишь на поводке!! Как рабыню! За что?!

— Скажи, ты совсем дура или прикидываешься? — спокойно спросил я, дождавшись, пока девушка испугается набранной ей самой громкости, — Сначала ты была для меня способом попасть в нужное место. Молчу, что у тебя полная колымага наркоты и прочей дряни, за это в тех местах, где работал я, с тебя бы сняли кожу, заколдовали бы, чтобы протянула подольше, а потом вышвырнули бы умирать в пустыню. Я бы сам на твое визжащее тело соли бы ведро сыпанул. Дальше? Мы договаривались, что ты меня возишь, а я тебя защищаю. При этом ты, зеленая и бессовестная жопа, не упомянула, что сама по себе лишь наивный глупый ребенок, который ничего не умеет и боится вылезать из своей леталки. Не упомянула, что топлива в ней остались капли. Умолчала, что у тебя каждую неделю идёт сдвиг по фазе, потому что ты хренова дочь хренова гоблина. Затем, когда я все-таки взялся тебя спасать, ты завизжала как сучка, что не бросишь корабль. Но я вернулся. Спас тебе жизнь. Убил ихорника. Что дальше? Дальше нас находят. Мои знакомые. Те, которых ты не должна была видеть никогда в жизни. И ты жива. Снова из-за меня.

— И что мне? Спасибо тебе сказать?!!

— Было бы неплохо, — пожал плечами я, — Ты до сих пор жива, не искалечена, за рулем своей дребезжащей тарантайки. Ну и не изнасилована отрядом орков… учитывая, что одеваешься как шлюха, решившая подработать механиком.

— Ты…!

— Как очень бедная и очень страстная шлюха, — уточнил я, с удовольствием наблюдая, как наливается зелено-багровым румянцем лицо девушки, — Приди в себя, Стелла. Посмотри на происходящее со стороны. Я единственный, кто может вытащить нас обоих из того, во что мы влипли. Но если бы не влипли, мы оба, ты и я, сейчас бы гнили вместе с теми орками и сраным ихорником. Понятно?

— Да! Но…

— Без «но». Я обращаюсь с тобой так, как обращаюсь, затем, чтобы ты поняла — вокруг не игрушки. Никто не будет делать скидку на то, что ты девочка и ты ни при чём. Всем на это насрать. Мне тоже. Либо ты слушаешь меня в десять раз внимательнее родного папули и учишься выживать, либо ты умрешь. Если повезет, то через неделю после того, как я дам тебе еще одну каплю противоядия, но думаю — ты не протянешь эту неделю…

Я говорил, убеждал, аргументировал, смотрел проникновенными глазами строгого, но заботливого разумного. Делал то, что Тариус Амадей Тарасккер однозначно бы квалифицировал как «штучки харизмата». Как только Стелла пыталась вставить слово, тут же менял тон, ловя её зрачки своими, а затем вновь говорил, говорил и говорил.

Мне нужен напарник. Как минимум извозчик, который дождется, пока я вернусь с какого-нибудь дела. Этой зеленокожей шебутной девице с сломанным переключателем темперамента в мозгах доверять чисто за счет угрозы ядом нельзя, она уже выбирала смерть пуще неволи. То, что её впереди ждет смерть как слишком много видевшую и знающую — вопрос далеко не однозначный, в этом я уже пошёл на внутреннюю сделку с «нетерпимостью». Но мне нужно, чтобы «Солнышко» работало на меня. Здесь, сейчас, отсюда и до… победного конца. Шансы, что у Тарраскера, шатающегося в лесистой жопе мира с собой был сложносоставной яд с отсроченным действием и разработанный специально для полугоблинов — ниже нуля в моих глазах, а значит, мы можем найти противоядие и сами. Но пока её нужно не только убедить, но еще и воспитать. Выдрессировать.

И у меня кое-что даже получалось, пока эта вертихвостка не долакала бутылку. Затем она, доверительно упав мне грудью на лицо, пролепетала, что я «очень красивый», обблевала мне спину и вырубилась напрочь.

Впрочем, этот эпизод всё равно стал переломным моментом, хоть и для моей рубашки тоже. Проболев знатным похмельем следующие сутки, зеленокожая еще два дня полёта дичилась от меня в своем кресле, шмыгая из него только до туалета и обратно. Я не мешал, на лице девушки, как мне было видно, были все признаки серьезной, а значит, совершенно нехарактерной для неё умственной работы. Ну а затем случилось то, что должно было случиться — её переклинило в следующую фазу.

— Нам нужно перетереть, Должник, — мордашка Стеллы, сунувшейся в каюту, где я чистил оружие, была суровой, а тон категоричным, — Сейчас. Э? У тебя же железа так много не было? Где спёр?

— Не спёр, а поделились, — любовно огладил я тряпочкой украшенную прихотливой вязью узоров коробку ствола разобранного пистолета, — Хорошему разумному — хорошие игрушки.

— Заливай, — фыркнула девушка, не отрывая зачарованного взгляда от кучи деталей. Собранные, они превращались в два изящных и смертоносных полуавтоматических пистолета с обоймой на двенадцать девятимиллиметровых патрон.

Прекрасное и эффективное оружие, хоть и бросающееся в глаза. Но я всё равно буду их использовать просто потому, что под мою руку ничего лучше не найду. Их, вместе с станком по заправке патронов и обслуживающим инструментом, мне выделил Тарраскер… из запасов Лайтен. Ну как из запасов? Это были её стволы, но оказалось, что эльфиечка-кида со временем маленько поехала крышей, от чего предпочитала использовать только холодное оружие, нося другое исключительно для красоты. Она была ловкачкой, так что выбор был местами даже разумным… но, что для одного хлам и висюлька, то для другого настоящее сокровище.

— Я, вообще-то, красивый, — невозмутимо парировал я, — А красивым много чего дают просто так. Тебе не понять.

— Хер орочий, — ёмко охарактеризовали меня, — Давай рассказывай, что нам нужно сделать.

— Давай. Слушай, а тебя можно как-нибудь починить, чтобы ты такой конкретной навсегда осталась? Мне нравится.