— Разве что-то бы изменилось, если бы я с самого начала сказал Вам, кто был моим нанимателем?

— Я бы… — Она посмотрела на него: в пятнах теней его глаза казались тусклыми, и она почувствовала огромную усталость, обрушившуюся на ее. — Нет, — произнесла она. — Это было бы более уважительно, но я бы продолжала отказываться от Вашего предложения. Как отказываюсь от него сейчас.

— Почему? Скажите мне правду, госпожа Уэстлейк. Почему Вы преследуете этих фальшивомонетчиков? Почему не хотите делать это вместе со мной?

Полчаса назад, десять минут назад, она могла бы сказать ему правду о лорде Эндикотте. Сейчас она едва ли сможет вынести мысль о том, что он снова посмотрит на нее с призрением или жалостью.

— Вы не доверяли мне, — произнесла София. — И я не могу доверять Вам.

Она отвернулась от него и пошла вниз по лестнице, чьи скрипы сейчас звучали, как вопли проклятых, сильные и длитильные. Он не последовал за ней.

Выбираться через окно, пытаясь найти опору на той неустойчивой куче из кирпичей и доски, которую она воздвигла, казалось Софие нелепым. Она вышла через входную дверь и пошла по улице туда, где ждал Питер с каретой, не переживая о том, что идет одна. Мужчины, которых она проходила ранее, видимо почувствовали ее боль и унижение, или просто не захотели трогать ее, потому что ни один не попытался остановить ее. Лишь на половине пути к карете София вспомнила, что оставила фонарь за «здаваемым в аренду домом». Мистер Рутледж мог забрать его — это все, о чем она беспокоилась.

Питер оставался сидеть на месте погонщика, закутанный в пальто и шарф, буд-то бы пытаясь переждать зиму.

— Отвези меня домой… пожалуйста, — сказала София, вспомнив о «пожалуйста» уже с запозданьем. У нее были хорошие манеры. Она могла быть вежливой. Она бы никогда не использовала дружбу, чтобы получить пользу от чьих-то возможностей.

Неприятное чувство превратилось в тяжелый ком в животе. София вытерала глаза, проклиная себя в душе, в то время, как слезы мочили шелк. Она думала, что он ее друг, а он обернул их дружбу против нее. Нет, он не был другом, он был кем-то более дорогим для нее.

«Забудь о любви, — говорила себе София. — Ты не любишь его, — но знала, что лжет себе.»

Влюблена в мужчину, который считает ее навязчивой и непостоянной. Насколько глупее она еще может быть?

София прислонилась к мягкой оббивке кареты и закрыла глаза. Она не знала, сколько было времени. Вернувшись домой, она могла найти Левиса и Сеси уже там. Сеси взволнованную или злую, или разочарованную ее отсутствием, и Софиb придется объяснять, где она пропадала, а потом Сеси реально разозлится. Верно, это будет идеальным окончанием этого дня.

В доме было тихо и темно, когда она вернулась, и когда она достигла своих спальных покоев, Сеси не ждала внутри, требуя объяснений отсутствия Софии. С облегчением, она позволила себе почувствовать усталость. Она разделась в темноте, будучи слишком уставшей, чтобы зажечь лампу.

С чувством безопасности в своей кровати София уставилась в высокий потолок и обдумывала то, что сегодня узнала. Провидец лорда Эндикотта создавал для нее фальшивые Сны, что казалось невозможным. И все же… загадочный человек, темноволосый мужчина, который, почти наверняка, один из сообщников лорда Эндикотта. И что важно — он не был выдуманным. София искала его с тех пор, как его существование впервые было упомянуто Сном. Что ж, по крайней мере Видящая не могла создавать целые Сны. Она лишь могла манипулировать обстоятельствами реальных людей, чтобы обмануть Софию. А этого не повториться вновь.

«Видящая может заставить Сны испариться до того, как я увижу их», — подумала София, и перевернулась, накрыв голову подушкой. Эта Видящая, кем бы она не была, имела огромное преимущество перед Софией, и теперь, когда она осталась одна и была слаба от усталости в своей постели, София с трудом сдерживалась, чтобы не впасть в отчаяние. Утром, — говорила она себе, и заставляла себя заснуть.

***

— Тебя очень не хватало на вечеринке прошлым вечером, — сказала Сесси. — Пибоди… — Она резко остановилась и откусила большой кусок яйца.

— Правда? — произнесла София, хотя по правде, ее не волновали Пибоди, которые были поверхностными и не очень яркими, и без сомнения, им нехватало только Софии, из-за социального штампа, который она поставила бы на их собрании. Она откусила яйцо, которое стало остывать, и пожелала, чтобы исчезла головная боль.

— Ничего не произошло, — ответила Сесси.